Вынос дела

– Хорошо, – ответил незнакомый женский голос.

Быстрее молнии я метнулась в свою спальню. Так, значит, Таня хочет по какой-то причине скрыть от всех свою гостью. Надо во что бы то ни стало подслушать их беседу.

Кабинет расположен на втором этаже. Это угловая комната, две из стен в ней внешние, третья же примыкает к апартаментам покойного Олега Андреевича.

Надеюсь, что дверь не заперта и что там есть встроенный шкаф. Схватив с тумбочки стакан, я прокралась в спальню депутата.

Дверь оказалась открыта. Сейчас прислоню стакан к стене и прижмусь ухом, в детстве мы с ребятами так подслушивали у дверей учительской, где педсовет обсуждал четвертные отметки.

Но подручные средства не понадобились. В спальне Олега Андреевича нашлась небольшая картина, изображавшая усталых рыбаков. Елозя стаканом по стене в поисках лучшей слышимости, я сдвинула полотно и отшатнулась – прямо передо мной окошко в кабинет и как на ладони видно Таню.

Сначала я быстренько присела, боясь, что меня заметит, но уже через секунду поняла, в чем дело.

В кабинет я заходила несколько раз и никаких окон, кроме наружного, там не заметила. Зато на стене висит странная штука – матовое стекло с блестящими вкраплениями. Таня объясняла, будто данную красоту подарил Харитонову один модный экстравагантный художник, которого Олег Андреевич спас от тюрьмы.

«Закат в Венеции», ни больше ни меньше. Я еще удивилась, разглядывая данное произведение, при чем тут Венеция?

И вот теперь выяснилось, что на самом деле вещица – шпионский глаз, а рядом небольшое отверстие, прикрытое пробкой. Я потянула за колечко, и рассерженный голос хозяйки влетел прямо в ухо:

– Что тебе надо? Деньги ты ведь получила!

Женщина сидела спиной к «картине», поэтому мне была видна лишь прямая спина.

– Очень мало заплатила.

– Я теперь вдова, – пояснила Таня, – нуждаюсь в средствах, как раньше, давать не могу.

– Ладно, – легко согласилась пришедшая, – только уж извини, если язык за зубами не удержу.

– Пожалуйста, – хмыкнула Татьяна, – кстати, теперь и бояться некого, Олег покойник, так что придется тебе убираться несолоно хлебавши. И больше не надо ко мне домой приезжать.

– Ладно, – вновь покладисто сказала женщина, – сейчас ухожу, только зря думаешь, будто теперь нечего бояться. Согласна, одна твоя тайна вроде как и смысл потеряла, хотя, прикинь, какой скандал поднимется, если про Валентину узнают.

Таня нервно забарабанила пальцами по столу.

– Абсолютно никакого скандала. Валентина давно похоронена, памятник хороший стоит, цветочки растут.

– Ой, – захихикала гостья, – только не надо мне лапшу на ушки развешивать. Мы-то с тобой знаем, что к чему и что почем!

– В толк не возьму, – вздохнула Таня, – к чему ты клонишь?

– Ох, ох, ох, актриса погорелого театра, – взвизгнула женщина, – какого шута тогда мне каждый месяц почти штуку баксов платила?

– Давала не тебе, а нашей несчастной матери, – спокойно пояснила Таня.

Она явно взяла себя в руки. Щеки приняли нормальный оттенок, а руки преспокойно лежали на столе.

– Что ж от мужа бегала? – продолжала наседать дама.

– Хватит, – решительно заявила хозяйка.

Потом она твердым шагом подошла к большому барометру, висевшему над диваном, отодвинула его и отперла сейф.

– Возьми.

На стол шлепнулась довольно тощенькая пачка долларов.

– И мей в виду, – продолжила Татьяна, – в последний раз, денег больше нет, придется тебе вычеркнуть этот источник.

– Никогда, – хихикнула дама, – готовь следующий взнос, встретимся где всегда. А не принесешь, живо с грязью смешаю.

Татьяна слегка изменилась в лице, но голос ее не дрогнул:

– Делай, как считаешь нужным.

– Думаешь, смерть Харитонова все покрыла?

Таня молчала.

– Ну-ну, – осмелела совсем гостья и зашуршала бумажками: – Да здесь и пятисот нет!

– Пошла вон, – тихо, но твердо сказала Татьяна, – вон. Если б не наша мать, руки бы тебе не подала, шантажистка!

– А ты убийца и негодяйка, к тому же обманщица, – не осталась в долгу женщина.

Она легко вскочила на ноги и быстрым шагом двинулась к выходу. На пороге она притормозила, и я увидела наконец ее лицо. На меня смотрела женщина, невероятно похожая на Таню. Скорей всего, близкая родственница, впрочем учитывая слова хозяйки о несчастной матери, наверняка сестра.

– Во вторник, – усмехнулась криво сестрица, – именно во вторник, и ни днем позже, принесешь оставшуюся сумму в бакалейку ровно в час дня. Опоздаешь – пеняй на себя.

– Пошла ты, – выпалила Таня, с треском ломая пальцами карандаш.

– И мей в виду, – свистящим шепотом отчеканила шантажистка, – знаю абсолютно все, тебе даже трудно представить меру моей осведомленности…

– Убирайся, – не дрогнула вдова, – не уйдешь подобру-поздорову, кликну охрану.

– Ее у тебя больше нет, – совершенно спокойно сообщила нахалка, – я же назову сейчас только одно короткое имя – Жок!

Внезапно лицо Тани разом потеряло все краски. Мертвенная синева побежала ото лба к подбородку, нижняя губа затряслась, а тонкие красивые пальцы с силой вцепились в край столешницы. Гостья заметила успех своего высказывания и хмыкнула:

– Смотри не упади! Так что жду денюжки.