Вынос дела

– Умерла? – спросила я, разглядывая траурную ленточку.

Хозяйка вытащила из недр платья кипенно белый кружевной платочек и картинно всхлипнула.

– Хуже.

– Что может быть хуже смерти? – изумилась я.

– Леночка трагично заболела, – сказала Олимпиада Евгеньевна, – инсульт. Ужасно. Молодая, здоровая и разом превратилась в бессловесное, лишенное разума существо. Конечно, врачи виноваты. Я-то растерялась, когда утром к ней в комнату вошла. Думаю, уж полдень, вставать пора! Раздергиваю шторы и ну ее ругать: «Просыпайся, небось репетицию проспала!»

Но в ответ не раздалось ни звука. Мать повернулась к кровати и увидела, что по щекам дочери льются слезы.

– А, у-а, – донеслось из перекошенного рта.

Перепуганная балерина вызвала «Скорую помощь». Леночку моментально госпитализировали в 1247-ю больницу. Олимпиада Евгеньевна сначала немного растерялась, и Лена оказалась в общей палате, среди десяти таких же несчастных. Потом врачи говорили, что, если бы в первые часы провели интенсивную терапию, Костина могла бы выкарабкаться из болячки. Так это или нет, не знает никто, но время было упущено.

Через неделю балерина подключила все свои связи, и Леночку перевели в «блатной» корпус, в одноместную палату, начали активно лечить, но, увы и ах!

– И где она сейчас?

– В Кащенко, – вздохнула Олимпиада Евгеньевна, – речь так и не вернулась, более того, исчез рассудок. Навещаю иногда, но бесполезно – не узнает! Такой вот крест послал господь!

– Когда же случилась эта страшная история?

– Почти три года тому назад, 15 июня, – пояснила хозяйка и спросила:– Ну, так что, снимаете комнатку?

Я покачала головой:

– Пока не могу ответить. А у вашей дочери дети есть?

– Нет, ни мужа не было, ни деток, – сообщила балерина и прибавила: – Даю срок до пятницы, а там не обессудьте, других пущу.

Мы церемонно раскланялись. Я села в «Вольво» и принялась барабанить пальцами по рулю. Милейшая Олимпиада Евгеньевна врала как сивый мерин. Ее дочь содержится не в государственной психиатрической лечебнице, а в частной и страшно дорогой клинике Федотова. Это лечебное заведение явно не по карману пенсионерке, несмотря на ее серьги, камею и дорогого парикмахера. Кто же оплачивает пребывание Костиной? И потом, вчера видела, безусловно, не совсем нормальную, но крайне говорливую даму. К тому же этот черный бантик в альбоме!

Конечно, Олимпиада Евгеньевна, как все люди сцены, склонна к театральным жестам, но прикреплять траурную ленточку на фотографию живого человека это как-то уже слишком! К тому же лицо… Дама на фотографии была мало похожа на женщину, плакавшую в кресле. Безусловно, болезнь меняет, но цвет радужки недуг не изменит никогда. На снимке угрюмая тетка глядела на мир карими очами, а Костина из клиники Федотова смотрела на меня голубыми, даже синими, очень красивыми, необычными глазами.

Ладно, сейчас поеду домой, а завтра с раннего утра отправлюсь в 1247-ю больницу.

В столовой сидела Таня.

– Садись, садись, – радушно принялась она приглашать меня, – Емельян пирожки испек, пальчики оближешь.

С трудом преодолев желание сказать ей какую-нибудь гадость, я мило прочирикала:

– Обожаю выпечку, сейчас поем, только переоденусь.

В спальне я достала мягкие фланелевые брюки и тонкий свитер. Но не успела стащить джинсы, как в комнату влетел Кеша.

– Мать, иди скорей!

– Погоди, – отбивалась я, – дай штаны натяну.

– Слушай, у нас несчастье, – выпалил сын и поволок меня к себе.

На большой кровати лежала, отвернувшись к стене, Зайка.

– Что случилось? – испугалась я. – Ольга, отвечай немедленно!

Невестка повернулась, и из ее рта вырвались нечленораздельные звуки:

– О-у-у…

Я почувствовала, как у меня между лопаток зазмеилась струйка пота. Нет, только не это! Ну за что ей такая страшная болезнь?

– Покажи язык, – велел муж.

Девушка покорно разинула рот, и я чуть не рухнула без чувств. У Зайки был фиолетово-черно-синий язык.

– У-у-убью Машку, – кое-как пробормотала Ольга.

– При чем тут Маня? – оторопела я, лихорадочно соображая, в какую больницу следует обращаться.

– Так она велела Ольге язык марганцовкой полоскать, – всплеснул руками Кеша, – ты видишь результат?

– Так это от марганцовки? – с облегчением спросила я. – Какое счастье!

– Ничего себе радость! – зашипел Аркадий. – Просто Новый год. Знаешь, какие порядки в этом бассейне с крокодилами!

– Где? – удивилась я.

– Да на ее телевидении, – пояснил сын, – сегодня вечером Зайку в эфире заменит другая девушка, а завтра Ольга обязана выздороветь!

Внизу послышался бодрый голос Маруси.

– Ну, сейчас ей мало не покажется, – пообещал добрый брат и крикнул: – Машка, сюда, бегом!

– Чего? – сунула Маруська в комнату растрепанную голову. – Очень тороплюсь…

– Куда это? – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, осведомился братец.

– В академию, – выпалила бесхитростная девочка.

– Ах, в академию, – протянул Аркадий и снова отдал приказание: – Зайка, продемонстрируй!

Ольга покорно вывалила язык.

– Ох, ни фига себе, – взвизгнула Маня, – ну вылитая чау-чау! Мусик, видела, какие у чау-чау синие языки?

– Меня уволят, – еле-еле пробормотала Зайка.