Вымирание

— Смирнова! — обратился Леонид к сидящей на первой парте девочке, которая хотя бы пыталась делать вид, что ей интересно. Вариант почти беспроигрышный: скромница и отличница (в последние годы такой тип встречался всё реже). — Может быть, ты скажешь нам, о каком корабле я веду речь?

Ученица неохотно и как будто с немалым трудом поднялась и посмотрела прямо в глаза Сутурину. У него неприятно засосало под ложечкой — взгляд девочки был затуманенным, отрешённым. Почти десять секунд она пыталась выудить ответ из своей памяти, в итоге тихо произнеся:

— «Титаник»?

Леонид неуверенно улыбнулся. Если бы она сказала «Не знаю», он бы ещё понял. Но ТАК ошибиться Смирнова просто не могла. Мог Тихонов, могла Давыдова — но не Смирнова. Он бросил взгляд на часы, неожиданно остро захотев отпустить всех пораньше.

Переборов себя, мужчина хмыкнул:

— Нет. Я говорю об «Адмирале Нахимове».

Девочка нахмурилась. Сутурин решил, что больше не будет задавать вопросы и ограничится монологом.

— Садись, Смирнова, — сказал он. От него не ускользнуло, с каким облегчением она опустилась на сиденье парты. — Всё же я уверен, что вы слышали историю этого корабля. А если и нет, она достаточно интересна и познавательна.

Леонид посмотрел на окно. Отличная погода, почти как вчера: яркое солнце, голубое небо, не холодно. Как здорово было бы оказаться сейчас где-нибудь на природе, подальше от города.

От людей.

Он заговорил на удивление спокойным голосом:

— В океанах за всю историю мореплавания затонуло бесчисленное множество судов, и эта катастрофа не стала чем-то экстраординарным — в отличие от того же «Титаника».

Сутурин покосился на Смирнову и, вздохнув, продолжил:

— Собственно, у этих крушений есть сходство — ключевое, я бы сказал. Самонадеянность. В обоих случаях трагедии произошли из-за стечения многих обстоятельств, которые по отдельности не могли привести суда к гибели. И объединяющим фактором стала именно, повторюсь, самонадеянность.

Леонид нарочно старался выбирать слова так, как если бы выступал перед аудиторией, наполненной серьёзными взрослыми людьми, а не в классе средней школы. Он рассчитывал, что вызовет если не интерес, то удивление хотя бы у одного из учащихся. Но пока — ничего, никакой реакции. Даже те, кто смотрел на него, похоже, совершенно не вникали.

Мужчина отчётливо почувствовал, что разговаривает сам с собой. И продолжал, потому что боялся тишины, обволакивающей его, едва он замолкал.

— Это было очень символичное событие. В нашей стране начиналась так называемая перестройка, результаты которой вы тоже ощущаете на себе. Безусловно, крушение «Адмирала Нахимова» не могло затмить взрыв на Чернобыльской атомной электростанции, произошедший в апреле того же года. Однако оно всколыхнуло страну.

Теперь на Леонида смотрело только двое… и лучше бы они этого не делали — их взгляды окончательно лишились осмысленности.

— А знаете, что я думаю? — сказал мужчина, резко встав из-за стола. — Я думаю, что пересказывать эту историю десятки раз, делая упор на чудовищную трагедию — пустая трата времени. Хоть я учитель географии, могу с полной уверенностью заявить, что история не знает сослагательного наклонения. Что было — то было. Жертв нужно оплакивать, да, но нужно также делать выводы. Потому что гибель «Титаника» была не напрасной. Можно ли то же сказать об «Адмирале Нахимове»? Хотел бы я ответить утвердительно.

Сутурин всегда ограничивался стандартным рассказом о гибели этого парохода, и обычно большего не требовалось для привлечения внимания учащихся (катастрофы подсознательно интересуют людей, так или иначе). При этом он понимал, что говорит только часть правды, банальную часть. Сейчас он позволил себе не только отклониться от обычного плана, но и проявить излишние для учителя эмоции.

Принесло ли это результат? Нет!

— Да что с вами всеми сегодня? — выпалил он, отворачиваясь к доске и беря тряпку. Необходимости стирать сделанные им в начале урока надписи не было — он просто не мог больше смотреть в пустые глаза детей. — Наверное, я возьму на себя смелость и завершу наше занятие. Уж эта новость-то вас обрадует?

Послышалось шуршание одежды. Леонид подумал, что учащиеся встают, намереваясь покинуть класс, и обернулся.

Дети не поднимались — они заваливались. Кто уткнулся лицом в столешницу, кто откинулся назад, уставившись невидящими глазами в потолок, кто плавно сползал на пол.

Мужчина выронил тряпку и подскочил к ближайшему ребёнку, успев подхватить его.

— Макаров, что с тобой? — Леонид посмотрел на остальных учащихся, лишившихся чувств. — Что происходит?!

Он отметил, сколь холодна кожа мальчика и попытался нащупать у него пульс.

Не смог.

«Я просто сбит с толку, не могу сосредоточиться. Это наверняка болезнь. Простуда. Грипп. Поэтому они и потеряли сознание».

Ладони Сутурина разжались, и ученик повалился на пол. Безжизненная рука увлекла за собой тетрадь и ручку.

Мужчина отступил на шаг, в ужасе глядя на детей, а потом стремглав бросился прочь из класса, зовя на помощь.