Выкуп

Через двадцать минут она должна была забрать Эшли и Сэма из школы, как это делала, словно заведенная, изо дня вдень. Уилл обычно сам приезжал из средней школы на своей «БМВ», которую отец подарил ему полгода назад на его шестнадцатый день рождения. По правде говоря, денег у Фернанды осталось еще достаточно, чтобы прокормить детей, и ей не терпелось поскорее продать дом, чтобы расплатиться еще немного с долгами и, возможно, чуть-чуть отложить на черный день. Она понимала, что ей придется в ближайшее время начать искать работу, возможно, в каком-нибудь музее. Вся их жизнь пошла кувырком, и она не представляла, как рассказать обо всем детям. Они знали, что страховая компания отказалась выплатить страховку и что у них будут некоторые затруднения, пока не закончатся все формальности с завещанной отцом недвижимостью. Но никто из троих детей даже не догадывался о том, что задолго до своей гибели их отец потерял все свое состояние и что страховая компания не выплачивает страховку по той причине, что считает, будто он покончил жизнь самоубийством. Всем сказали, что это был несчастный случай. И люди, которые были там вместе с ним, не зная о его письме и о его обстоятельствах, не подвергали это сомнению.

Каждую ночь она лежала, снова и снова прокручивая в голове их последний разговор. Она знала, что будет всю жизнь упрекать себя в том, что не поехала в Мексику сразу же. Это было бесконечное переплетение чувства вины и самобичевания, дополнявшееся постоянным ужасом перед наплывом счетов и оставленными безграничными долгами, которые нечем было оплачивать. Последние четыре месяца она жила в неописуемом страхе.

То, что произошло с ней, поставило ее в полную изоляцию, и единственным человеком, который знал, через что ей приходится пройти, был их адвокат Джек Уотерман. Он сочувствовал ей, помогал и всячески поддерживал ее. В то утро они договорились, что в августе она выставит дом на продажу. В этом доме семья прожила четыре с половиной года, и дети успели его полюбить, но делать было нечего. Она понимала, что придется обратиться за финансовой помощью, чтобы они могли продолжить учиться в своих школах, но пока не могла сделать даже этого. Она все еще пыталась сохранить в тайне масштабы их финансового краха и делала это как ради Аллана, так и для того, чтобы избежать повальной паники. Пока люди, которым они должны деньги, будут думать, что у них есть средства, они дадут ей некоторую отсрочку выплаты. Она сваливала вину за задержку погашения долга на бюрократические проволочки с оценкой завещанной недвижимости и налоги на наследство, а сама просто тянула время. И никто об этом не знал.

В газетах промелькнули сообщения о том, что прекратили существование некоторые компании, в которые он вкладывал капитал. Но к счастью, никто не связал одно событие с другим, чтобы получить полную картину краха. В большинстве случаев это объяснялось тем, что широкой общественности не было известно, что он являлся главным инвестором. Фернанда день и ночь жила в страхе разоблачения, стараясь справиться со своим горем, потеряв единственного мужчину, которого она когда-либо любила, и помочь детям пережить их горькую утрату. Она была настолько ошеломлена и напугана, что с трудом понимала, что с ней происходит.

На прошлой неделе она побывала у своего доктора, потому что несколько месяцев страдала бессонницей, и он предложил ей пройти курс лечения, но она не захотела. Фернанда хотела попробовать справиться с недугом, не принимая никаких лекарств. Изо дня в день она заставляла себя двигаться хотя бы ради детей. Ей предстояло расхлебать всю эту кашу и в конце концов найти возможность поддержать их. Но временами, особенно по ночам, у нее случались приступы паники.

Фернанда взглянула на настенные часы, висевшие в ее огромной элегантной, отделанной белым мрамором кухне, где она сидела, и увидела, что через пять минут должна ехать за детьми в школу, а следовательно, надо поторапливаться. Скрепив резинкой новую стопку счетов, она бросила их в ящик, где хранились и все прочие. Она где-то слышала, что люди сердятся на умерших, которых они любили, но она пока до этого не дошла. Она могла лишь плакать и сожалеть, что Аллан позволил вскружить себе голову успеху, который в конечном счете уничтожил его и разрушил их жизнь. Но она на него не сердилась, а лишь печалилась по этому поводу и пребывала в постоянном страхе.

Она торопливо вышла из дома – миниатюрная стройная женщина в джинсах, белой тенниске и сандалиях, с сумочкой и ключами от машины в руке. У нее были длинные прямые белокурые волосы, которые она собирала в косицу, и, если приглядываться, она выглядела точь-в-точь как ее дочь. Эшли было двенадцать лет, но она быстро росла и уже была одного роста с матерью.