Выкрутасы (ЛП)

— Аметист! — кричит Мэддокс, преследуя меня. Я смахиваю злые слезы с глаз, когда он, наконец, догоняет меня. Рука тянется ко мне, но я отстраняюсь, свирепо глядя на него.

— Почему? — кричу я, ударяя его по груди. — Почему ты трахнул меня? Ты разрушил мою жизнь, Мэддокс! Ты бросил меня! Ради неё!

— Ради Кеннеди, Аметист! Бл*дь! — Он дергает себя за волосы.

Я сбрасываю туфли. Дурацкие е*аные каблуки. Чья это была идея надеть эти дурацкие вещи? Я убегаю от него.

— Мы оба знаем, что ты не сможешь убежать, детка, — кричит Мэддокс.

Ублюдок.

Через десять секунд я начинаю пыхтеть.

— Мудак.

Замедляюсь до очень быстрого шага. Он снова догоняет меня, его рука тянется к моей.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, проводя своими пальцами по моим.

— Нет, не хочу. У меня есть парень…

— … который, бл*дь, кусок дерьма.

Я смотрю на него.

— Ты его не знаешь!

Мэддокс фыркает.

— Не нужно знать людей, чтобы понять, что они, бл*дь, кусок дерьма, Аметист. Некоторые люди не скрывают своих грязных е*учих недостатков, они выставляют их на всеобщее обозрение — вот насколько они дерьмовые!

— А ты? — Спрашиваю я, вдруг устав от всего дерьма и ссор. — В каком спектре находишься ты, Мэддокс?

— Я могу находиться, где угодно, там, бл*дь, где находишься ты.

Он достает телефон.

— Стой здесь, я позвоню Рокки.

Останавливаюсь, потому что устала. И голодна. Мэддокс ведет меня к скамейке, я сажусь рядом с ним, наблюдая, как ветви деревьев, выстроившихся вдоль улицы, раскачиваются на ветру.

— Я любила тебя.

— Любишь, — поправляет он.

Я делаю паузу.

Мэддокс продолжает.

— Ты кто угодно, Аметист, но не лгунья, так ты хочешь доказать, что я неправ, и соврать прямо сейчас?

Его пальцы переплетаются с моими. Я делаю глубокий вдох. Чувствую его запах на своей одежде, на своей коже. Внутри меня… теперь он присутствует физически, не только в голове, не только там, где я могу его спрятать.

— Люблю.

Я резко отстраняюсь от него и закрываю лицо руками, упираясь локтями в колени.

— Боже, Мэддокс! Я не переживу если ты оставишь меня ещё раз! — Поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит вперед, его челюсть сжимается. Парень словно таймер, неизвестно, как быстро он потеряет самообладание.

У меня есть три секунды.

— О твоей истории с водкой и поездке в больницу мы поговорим позже.

Я закатываю глаза.

— Не закатывай свои гребаные глаза, Аметист, или я трахну тебя так жестко, что ты усомнишься в том, что тебе нужна жизнь.

Я вздыхаю, словно наказанный подросток.

— Знаешь, что… — подъезжает лимузин, и я встаю. — Наконец-то!

Сажусь на заднее сиденье, скрестив руки на груди.

— К тебе или ко мне? — Спрашивает Мэддокс, как будто ответ ему уже не известен.

— К тебе, но сначала еда.

Глава 26

БЕЛЫЙ. ВСЕ СТЕНЫ БЕЛЫЕ. Ненавижу белый. Почему отели используют этот цвет? Это, вероятно, худший цвет, который можно выбрать, учитывая, насколько дорого будет обходиться уход. Сколько, бл*дь, раз им придется перекрашивать стены? У меня болит голова. Со стоном я выползаю из постели, стараясь не разбудить Мэддокса.

Иду на кухню и завариваю кофе, ожидая, когда меня накроет чувство вины. Я ненавижу обман, ненавижу его, но почему не чувствую себя виноватой? Я никогда в жизни не изменяла Мэддоксу. Могу сказать со стопроцентной уверенностью, что скорее оторву себе руку, чем когда-либо изменю Мэддоксу, так верна ли поговорка о том, что леопарды никогда не меняют своих пятен? Я думаю, что это больше связано с тем, ради кого стоит их менять.

Я шлюха.

О Боже.

Массирую виски.

— Е*ать.

Мэддокс обнимает меня за талию.

— Если ты предлагаешь это или другое подобное приятное дерьмо, тогда…

Он со смешком целует меня в макушку и направляется к холодильнику. Я смотрю на него снизу вверх, сверкая глазами из-под ресниц.

— Почему я не чувствую себя плохим человеком?

Мэддокс открывает молоко и подносит ко рту, не сводя с меня глаз. Сделав глоток опускает коробку, и я смотрю, как он проводит языком по верхней губе, слизывая остатки.

Здесь жарко или что?

Его волосы растрепаны, но все еще короткие. Пронзительный взгляд, мускулы. О боже, его мускулы.

Прекрати.

Сосредоточься.

— Серьезно, Мэддокс…

Он ставит пакет молока на стойку, его трицепсы подергиваются от этого движения.

— Потому что ты всегда была моей, Аметист. Если уж на то пошло, ты изменяла мне с ним.

Я замираю.

— Пошёл ты. Ты женился!

Парень слегка вздрагивает, но, прежде чем я успеваю проанализировать его реакцию, он берет под контроль эмоции, на его лице снова появляется дерзкая ухмылка.

— Достаточно, детка. Ты знаешь, почему я это сделал, мои братья знают, черт возьми, гребаная Лейла знает! Тебе еще предстоит разобраться в этом.

Я вздрагиваю.

— Кеннеди прекрасна. Расскажи мне о ней.

Мэддокс кладет пару кусков хлеба в тостер и прислоняется к стойке. Я вижу, как загорается его лицо.

— Она само совершенство. Я не могу поверить, что создал ее.

Поворачивается, достает готовые тосты и бросает их на тарелки.

Я ухмыляюсь, дуя на свой кофе.

— Ты и ее мама?

Фальшивая улыбка появляется на моем лице.

Он отрицательно качает головой.

— Бардак. Всегда чего-то не хватало, но мы старались ради Кеннеди.

— А сейчас?