– И сделаю еще больнее, если ты не скажешь правду! – кричит в ответ Майкл, тряся сына.
– Всего одну ложку, – бормочет тот, надувшись.
– Ты в этом
Мальчик кивает. Он старается не смотреть на отца.
Майкл разжимает руки. Только сейчас он понимает, насколько крепко держал сына. Возвращается к Захарии и сажает малыша на колени. Малыш хнычет и трет глаза кулачками. От него пахнет сыростью.
– Что здесь за шум?
Майкл резко оборачивается. В дверях, держась рукой за притолоку, стоит Сэм.
– Так, ничего, – быстро отвечает он. – Просто разлил «Калпол»[61], вот и всё.
Сэм смотрит сначала на Мэтти, потом на мужа и слегка хмурится.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно, – отвечает Майкл с подбадривающей улыбкой. – Беспокоиться не о чем. У нас всё в порядке, правда, Мэтти?
Хорошо видно, что у мальчика далеко не все в порядке, но у его матери нет сил, чтобы спорить.
– Ладно, – говорит она и исчезает у себя в комнате.
Майкл кладет Захарию в постель и поворачивается к старшему сыну.
– Я не хотел на тебя кричать, но ты должен понимать, что «Калпол» – это не сок, а лекарство. И ты не можешь давать его брату – никогда. Это можем делать только мамочка и я. Это понятно?
Мэтти бросает на отца взгляд и быстро кивает. У него напряженное, замкнутое лицо.
И только гораздо позже, когда Майкл наконец садится за стол и принимается за черновик, который должен был представить своему издателю еще три месяца назад, он вдруг понимает… Во всем этом хаосе, крике и панике Мэтти так и не извинился. Ни разу.
Ни разу не сказал, что он сожалеет о том, что сделал.
Теперь на пляже собралась небольшая толпа. Патрульные машины стоят с включенными проблесковыми огнями. Двое полицейских пытаются запихнуть мужчину в одну из них, а Сомер стоит возле мусорного ящика и пытается счистить с себя его блевотину. Хотя это, как выразился Гислингхэм с присущей ему изысканностью, все равно что пытаться башкой пробить стену.
Сумарес подходит к ней от полицейской машины.
– Не уверен, что эти салфетки сильно помогают, – замечает он.
– Ну что ж, это хоть чему-то меня научит, – отвечает Сомер с гримасой.
Гислингхэм, закончив беседу с одним из офицеров, возвращается к ним.
– Похоже, что наш мужик – хорошо известный местный бродяга. И зовут его, по всей видимости, Тристрам.
– Да, бродяги у нас здесь знатные. – Сумарес улыбается.
– Ты готова? – спрашивает Гислингхэм у Сомер, не обращая внимания на инспектора, возможно, слишком демонстративно.
– Послушайте, – Сумарес поворачивается к Сомер, – почему бы вам не поехать со мной? Мы можем заехать ко мне домой – это все равно по пути, – и вы сможете хоть немного привести себя в порядок.
Сомер смотрит на Гислингхэма.
– Вы как, сержант? Честно говоря, сомневаюсь, чтобы вы хотели ехать до Оксфорда с вонючкой.
– Ладно, – нехотя соглашается Гислингхэм, потому что с этим не поспоришь; его мутит даже на расстоянии трех футов от констебля. – Я поеду за вами. Только давай не очень долго. Мы и так достаточно времени сегодня потратили впустую.
В отличие от экстерьера, интерьер «Лендровера» поражает своей чистотой. И это, по мнению Сомер, самое главное. И не только для офицера полиции, но и вообще для мужчины. А ведь мусор в машине можно найти даже у Фаули. Спустя десять минут они тормозят и сворачивают на дорогу, больше напоминающую сельскую колею. Невысокие деревья, вспаханное поле, проволочный забор. Вокруг нет и намека на жилье.
– Вот почему я езжу на этой машине, – говорит Сумарес, когда они задевают борозду. – Чтобы проехать здесь зимой, нужен внедорожник.
Крутая и неухоженная дорога продолжается первые сто ярдов, а потом деревья внезапно расступаются, и Сомер видит перед собой покрытую щебенкой площадку с несколькими белыми одноэтажными домами на краю. С одной стороны площадки заросший лесом склон спускается прямо к воде, а с другой стороны, которая гораздо ближе к ним, находится электростанция: громадные суровые железобетонные блоки и торчащая над ними труба. А где-то далеко за ней расположился нефтеперерабатывающий завод, по размерам напоминающий небольшой город. Металлические трубы с сигнальными огнями наверху. Низкие емкости для сжиженного газа, стоящие будто на гигантской шахматной доске. Шлейфы дыма на фоне неба цвета индиго.
Сумарес выбирается из машины и присоединяется к ней.
– Ну, и как вам все это?
– Никак не могу решить, красиво это или отвратительно.
– Я тоже. – Инспектор смеется. – И это одна из причин, почему я живу здесь. Излечивает меня от самоуспокоенности. Ну и, конечно, здесь очень дешево. Большинство людей считают все это недостойным видом.
Когда он открывает входную дверь и нагибает голову, чтобы войти, Сомер понимает: то, что показалось ей тремя или четырьмя отдельными коттеджами, в действительности является одним. Кто-то – может быть, сам Сумарес – соединил их все в одно открытое пространство. Камины из камня, необработанные полы, зашпунтованные стены. Белое и оттенки серого. Бледные пятна других цветов. Зеркала в рамах из леса-топляка.