Выхода нет

Дарби пристально смотрела на него, твердая, как скала, и не давала никаких ответов.

Через плечо Эшли она могла видеть часы. Цифры и персонажей на них. Оранжевого Гарфилда, предлагающего букет розовой Эрлин. Ее усталые глаза сфокусировались на минутной стрелке – направленной теперь почти вертикально вниз. 4.22 утра.

Пять минут до прибытия полиции.

– Ты слышал меня, Эшли? – Сэнди встала. – У вас там что, психологический этюд? С ключами или без ключей, всё кончено. Мы все отправимся в тюрьму.

– Нет. Мы – не отправимся.

– И как ты себе это представляешь?

Эшли не ответил. Вместо этого его темный силуэт повернулся обратно к Дарби, и хватка на ее запястье изменилась. Его пальцы пробежались по ее коже, словно липкие щупальца осьминога, перехватываясь поудобнее вокруг руки, сжимаясь. А потом он потянул ее руку вверх, повыше, прижав к стене.

Сэнди повысила голос:

– Что ты с ней делаешь?

Дарби изогнула шею, чтобы увидеть – Эшли держал ее правую руку возле двери кладовки. Прямо напротив дверной петли. Прижимая кончики ее пальцев к золотистым челюстям, на которых виднелась старая смазка и коричневые полосы ржавчины. Она видела ноготь своего мизинца, окрашенный потрескавшимся синим лаком, кусочек уязвимой плоти, лежащий там, словно крошечная голова на гильотине.

«Пять минут».

Дарби взглянула на Эшли, ее живот сводило от паники.

Он подоткнул свой гвоздемет под мышку, чтобы схватиться за дверную ручку свободной рукой.

– Возможно, ты этого не помнишь, Дарбс, но сегодня ты смеялась надо мной из-за моей фобии дверных петель. Помнишь это? Помнишь, как ты меня назвала?

Она зажмурила глаза, сдерживая жгучие слезы, желая, чтобы всё это оказалось лишь кошмарным сном – «Помнишь, да? Ага?» – но это было по-настоящему. Всё это происходило на самом деле, прямо сейчас, и никто и ничто не могло этому помешать, и ее пальцы художника сейчас будут раздавлены бесчувственным металлом.

Сэнди ахнула:

– О Боже! Эшли!

– Не делай этого! – умоляла Джей, пытаясь бороться с Ларсом. – Пожалуйста, не надо…

Но высокая тень по имени Эшли Гарвер не слушала. Он наклонился, приблизив лицо к Дарби, и лизнул ее губы. Она почувствовала сладкий бактериальный запах из его рта, зловонный, будто разлагающееся мясо.

– Ты не оставляешь мне выбора. Если ты скажешь мне, я обещаю, что не причиню тебе вреда, хорошо? У тебя есть мое слово. Где. Мои. Ключи?

«Пятьминут – пятьминут – пятьминут…»

Дарби заставила себя открыть глаза, сморгнуть слезы, успокоить дыхание и взглянуть в эти зеленые глаза монстра. Она не заглотила наживку. Она не собиралась играть с ним в эту игру, потому что как только он узнает, где ключи, – он убьет ее. Другого исхода не было. Эшли Гарвер был много, много кем, но прежде всего он был патологическим лжецом.

– Пожалуйста, Дарбс, просто скажи мне, и тогда я не сделаю тебе больно. Потому что, если ты не скажешь, ты сама заставишь меня хлопнуть дверью.

Он приблизил к ней лицо, чтобы она могла видеть боль в его глазах. Дарби знала, что это актерская игра. Еще одна голова дракона. Этот торг был ровно таким же, как и любой другой его акт, виденный ею сегодня ночью, просто еще одно лицо Эшли, которое он будет носить некоторое время по необходимости, а затем выбросит, как питон, выползающий из своей старой, морщинистой серой кожи.

Все в комнате затихли, ожидая ее ответа.

«Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть».

– Если я скажу тебе, – прошептала она в ответ, – ты все равно захлопнешь дверь.

Его глаза потемнели.

– Умная девочка.

Потом он сделал это.

4:26

По дороге патрульный капрал Рон Хилл дважды запрашивал у диспетчера уточнений по вызову номер два-ноль-семь, но не было никакой дополнительной информации.

Ни имени. Ни других данных. Ни предыстории. Только автомобиль (серый фургон), номерной знак (VBH9045), и примерное местоположение, отправленные на 9-1-1 при помощи эсэмэски. Дальнейших контактов с заявителем не было. Не было и звонков. Все попытки обратной связи не увенчались успехом, вероятно, из-за плохой сотовой связи в горах и сегодняшнего рекордного зимнего шторма.

Это было похоже на розыгрыш.

Самые противные звонки всегда поначалу звучат как розыгрыш.

Его патрульный внедорожник тащился в гору, взбивая снег, цилиндры стреляли, песок и гравий громко стучали по шасси. Теоретически у Дорожной службы имелся особый порядок содержания шоссе на этой высоте – очистка грейдером, затем устранение льда, потом песок и соль, – но, видимо, их основную команду отпустили встречать Рождество. Все их усилия смотрелись как мартышкин труд или упражнения по выпасу кошек на лужайке, а им притом еще и выплачивались сверхурочные. Отслеживая их служебные радиочастоты, Рон вспомнил фразу своего старого командира в ситуациях, когда морские пехотинцы неправильно перестраивались с риском подвергнуться вражескому огню:

«Хорош любить гусей!»

Вместо «любить» он произносил другое слово.