Выход

Но она не смогла. Кто-то встал перед ней, невысокий, но жилистый, без труда поймал ее руку, когда она пробегала мимо, и эту стальную хватку невозможно уже было расцепить. Никакой боли, но вырываться уже было совершенно бессмысленно. Она практически врезалась в этого невидимого человека, но тот ловко отошел в сторону, как мультипликационный тореадор, обманывающий быка. Человек протащил ее по кругу, словно пародируя кадриль, затем привлек к себе, поймав уже обе руки. Ласка сконцентрировалась на том, кто оказался перед ней. Женщина, так ей показалось. Невысокая, с коротко стриженными волосами, защитный комбинезон в серо-зеленых отметинах. Та улыбнулась, обнажив мелкие белые зубы, которые виднелись из-за ее чуть раздвинутых губ. Глаза были скрыты матовым щитком, закрепленным за ушами.

Ее напарник оказался прямо за спиной Ласки, двигаясь мягко, практически неслышно, совсем без одышки. Она расслабилась, чувствуя себя как мешок в руках этой маленькой женщины. Это конец? Да, это был конец. С ужасающей силой она сделала ложный выпад, как будто хотела ударить головой по щитку, а затем рванула обе руки так сильно, что ей показалось, будто кожа отрывается от ее запястий, и почувствовала, как что-то рвется в ее плече, а может, ломаются ребра. Уже ничего не имело значения. Она открыла рот, чтобы закричать, и снова побежала…

Но тут же снова оказалась в тисках сильных рук женщины, зажимавшей ей рот. Невысокая женщина улыбалась: эта улыбка означала А ты дерзкая, детка, ну или так хотелось верить Ласке. Затем другой человек, положивший на нее свое большую мужскую руку, пахнувшую машинным маслом или чем-то таким отдаленно знакомым, вколол что-то в ее бицепс, который тут же напрягся, как надуваемая манжета тонометра. Она почувствовала незначительную боль, как только автоматический шприц задвинулся назад в какое-то устройство. На смену панике пришло другое чувство: бредовое ощущение, что в ее позвоночнике течет сироп, стекает на ее ягодицы и хочется спать так сильно, как будто только что выключился будильник. Чувство распространялось по всему телу. Закрывая глаза, Ласка улыбалась.

3 Дом, милый дом, ура-ура

[I]

В дефолтном мире витал отчетливый запах. Он не был техническим. Технические запахи свойственны ушельцам. Это был нечеловеческий запах. Шли какие-то фоновые процессы, ориентированные на запахи тела и зловонное дыхание. Они освежали воздух свободными ионами и вкусным антиреспирантом. Пахло только что извлеченной из упаковки едой.

Когда она проснулась, то первой подсказкой стал именно запах, ей даже не пришлось открывать глаза. Она почувствовала его, еще до конца не проснувшись, ощущая великолепное состояние, когда знаешь, что ты еще не проснулся, так бывает после приема наркотиков. Такое чувство посещало ее лишь один раз в жизни, когда она попробовала что-то очень прикольное, что притащил Бильям. Не Бильям. Лимпопо. Нет, Лимпопо никогда не пробовала новую фарму[49]. Только ту, в которой она была полностью уверена. Лекарство притащил Сет. Загрузил новое вещество и напечатал его в предельных концентрациях для аналитических групп, затем пришел с корзиной свежих яблок и вейпом, чтобы дать всем по дозе, скорректированной по весу каждого участника.

Что ей тогда дал Сет? Что это за запах? А, дефолт. Сет, что ли, загрузил дефолтный наркотик? Какая ужасная идея. Зачем он вообще это сделал?

Расширение восприятия, осознанного сознания. А потом отчаяние. Или она в плену у отца, или у кого-то, кто хочет получить за нее выкуп. Если верно первое, то ей уже никогда не вырваться. Если второе, то ее передадут отцу, и ей уже никогда не вырваться. Безальтернативность исхода дала Ласке (да что там, уже Натали) понять, что дочь Джейкоба Редуотера была гораздо ценнее живой и невредимой, чем мертвой или покалеченной. Если ее отец пришел, наконец, за ней или если вот-вот придет, он больше никогда не отпустит ее от себя.

В течение всей своей жизни среди ушельцев она понимала, что недалек тот день, когда Джейкоб Редуотер щелкнет пальцами и вернет ее назад, прежде чем ее можно будет использовать против него или, что еще хуже, прежде чем она станет для него посмешищем. Она никогда не открывала его сообщения, а также бойкотировала сообщения сестры и кузенов, потому что несмотря на свою исключительную оперативную безопасность, несмотря на общую безопасность, над которой работали лучшие умы ушельцев, она была уверена, что, если в письме была закладка нулевого дня, отец смог бы найти ее, а у него точно хватало денег на покупку самых современных технологий, защиту от которых еще не придумали ушельцы. И он бы, не колеблясь ни минуты, пустил эти технологии в дело. Он даже не понял бы сомнений других людей – стоит ли вообще использовать эти технологии.

Она открыла глаза. Больничная койка. Четырехточечные стяжки… Когда она увидела их, то поняла, что уже заметил ее спящий мозг, когда она ощущала их во сне и была готова увидеть наяву.