Выйти замуж по умолчанию…

Эдуард засмеялся и обнял меня, прижимая к себе. Мы прогуливались по вечерним улицам, и я чувствовала себя очень счастливой. Осталось выяснить только, как Эдуард относится к детям. Я надеялась, что хорошо, так как большинство спектаклей были для “юного зрителя” и я видела, сколько сил и стараний отдаёт этому мой любимый человек. Такая ответственность! Только вот премьера совсем не детская, рассказывал между тем Эдуард. История одной молодой пары, которая никак не могла выяснить отношения, им мешало то одно, то другое. Казалось, они так и будут далеки от свадьбы, но тут вмешиваются иные силы в лице Симона…

– “Выйти замуж по умолчанию”, правда, хорошее название? Завтра с утра генеральная репетиция, на ней мне быть обязательно, затем два детских спектакля, но я планирую провести это время с тобой. У нас все, кто свободен, к морю отправляются сразу же. Только я почти не бывал там, всё время какие-то дела. Да и люблю я больше горы.

Незаметно стемнело, и мы отправились в гостиницу. В номере мне ничего не надо было делать, за мной постоянно ухаживали. Всё было хорошо, но меня мучил вопрос будущего материнства. Я никак не могла в этом признаться. Некоторое время я сидела в одиночестве, так как Эдуард отвечал на звонки и письма в интернете. Он пересмотрел содержимое пакетов, доставленных днём служащим, и я обратила внимание, что посылка с дорогим лекарством исчезла. Отнёс, наверное, больному, подумала я. Или больной.

– Лида, я в душ! – крикнул Эдуард, и я ответила, что пойду постоять на балкончике. Мне нужно много свежего воздуха, добавила я,  когда осталась одна в комнате. Эдуард вышел из номера по делам, и я пошла в ванную. Каково же было моё удивление, когда я увидела небольшой баллончик серого цвета с надписью “Sketteon”. Он стоял на полочке справа, за стеклянной дверцей. Я повертела его в руках, и какие-то неясные мысли пришли  в голову. Со всё возрастающим чувством тревоги я открыла барсетку Эдуарда, затем заглянула в его маленькую сумочку. Баллончики “Sketteon”  были и там, и там. Очередной я вытащила из кармана тонкой белой курточки, в которой Эдуард ходил со мной гулять. В задумчивости я стояла несколько минут в коридоре, а затем, положив баллончик на место, позвонила в свой родной город. Я всё ещё разговаривала, когда вернулся Эдуард. После третьего звонка я подошла к Эдуарду. Он рассматривал что-то в ноутбуке и, встретив мой взгляд, улыбнулся. Сделав над собой усилие, я ответила тем же. Эдуард взял мои руки в свои и прижал к губам.

– Лидочка, я люблю тебя, – услышала я и оторопела от неожиданности. – Очень люблю. Я ждала эти слова, очень ждала и совсем недавно была бы счастлива беспредельно, но теперь все изменилось. Нет, я ничего не боялась и правду услышать была готова, но Эдуард всё медлил, и это заставило меня волноваться.

– Лидочка, я расскажу тебе сказку; ты же любишь сказки?

– Да, – удивлённо ответила я, – но только если сказка со счастливым концом.

Я долго болела, и Мишка постоянно рассказывал сказки, которые сочинял сам. У него там было всё, что он видел вокруг себя. Его герои любили друг друга и всегда были счастливы. Многое из его сочинений я использовала в работе с детьми.

– Я не знаю, чем закончится моя сказка, это зависит не только от моих желаний, –  глаза Эдуарда смотрели на меня, заставив смутиться. Я догадывалась, что услышу сейчас, и разволновалась ещё больше. Эдуард начал рассказывать о маленьком мальчике, который рано пошёл, рано начал говорить, а в первом классе сочинил маме красивое стихотворение. Его любили все родные, друзья, и это никому не казалось странным, ведь, помимо симпатичной внешности, он рос очень добрым человеком. И немного талантливым.

– И никто не догадывался, как ему бывало порой нелегко и как надоедало быть примерным ребёнком, и слишком уж высоко была поднята планка достижений.

Меня не удивляли слова Эдуарда, потому что подобное я видела на работе в детском саду. Честолюбивые родители буквально изводят детей, заставляя посещать бесконечные студии, кружки, репетиторов и частных преподавателей. Почему, ну почему не дать ребёнку развиваться спокойно, только лишь немного помогая в развитии и наставляя на путь истинный, если это необходимо?

– Увлечение искусством сначала восприняли как игру и не отнеслись к этому серьёзно, – продолжил Эдуард, – и тем сильнее было противостояние, когда всё открылось. Поддержала   мальчика, а теперь уже это был шестнадцатилетний юноша, только бабушка. Но она же и переживала очень сильно, утверждая, что не главное в жизни – родиться красивым. Особенно мужчине, хоть он и собирается стать артистом.

У меня сжалось сердце. Знает с детства, что красив, и не делает из этого тайны. Избалованный женским вниманием, и что он забыл с такой, как я? Чувствуя, что могу расплакаться, я слегка отодвинулась от Эдуарда, но он, ничего не поняв, продолжал говорить, перебирая мои пальцы и изредка поднося их к своим губам. Собравшись с духом, я слушала эту исповедь, очень грустную сказку.

Непонимание «отцов и детей» достигло огромных размеров в год окончания школы.