— Не могу утверждать совершенно определенно. Субъективное восприятие больного не всегда соответствует клинической картине. С уверенностью могу сказать одно: непосредственной угрозы для жизни не было. Кардиограмма неплохая. Но допускаю, что под влиянием какого-то внешнего раздражителя больная могла разволноваться и почувствовать себя плохо.
Итак, свидетель утверждает, что мешок с телом Лемешко утопили ровно в четыре. Если предположить, что Бритвину помогал Давыдов, то последнему затем необходимо было добраться домой, водворить Головлеву в машину, выехать со двора, закрыть ворота, доставить женщину в больницу. И все это до четырех тридцати. Только дорога занимает час. В машине, которая промчалась мимо Прошкина ночью, с Бритвиным кто-то ехал. Значит, не все действующие лица известны. Но почему Давыдов умалчивает, что Бритвин возвращался? Такая скрытность не делает вам чести, Давид Львович!
Зазвонил телефон, в трубке послышался возбужденный голос Бреславца:
— Павел! Приезжай срочно в отделение. Важная информация!
…Сашка Фомин находился в ИВС. Тогда это заведение носило более привычное название — КПЗ. Сашка садился часто, бестолково, по мелочи. К возможности жить честно он относился, как к загробной жизни: теоретически неплохо, а вот на практике… Кражи в перерывах между отсидками давали возможность существовать пристойно, то есть в достатке иметь доступных женщин и недорогих напитков. Пока денег на то и другое хватало, Сашка никогда не воровал, считая накопительство идиотизмом. Сейчас он сидел за решеткой, однако прямых улик у следствия не было, и Сашка рассчитывал выкрутиться.
Взяли его возле скупки драгметаллов, и самое смешное, что он там действительно просто остановился поговорить со знакомым, промышляющим среди желающих сдать драгоценности. И надо же, чтобы среди «тихарей» оказался хорошо знакомый Сашке оперативник. Золотые часы с браслетом в кармане Сашки, как на грех, числились в розыске. Это очень усложнило его положение, но он твердо стоял на том, что обнаружил часы пять минут назад в общественнрм туалете и нес в бюро находок. Знакомый с биографией Фомина следователь, взывать к его совести и не пытался. Положенные трое суток задержания надо отсидеть так, и так. Одиночку Сашка не любил, но камеру не выбирают, как и следователей. Хоть бы «наседку» подбросили, не говоря уже о нормальном хлопце. От скуки Сашка слепил из хлеба с пеплом кубики и фишки и стал играть сам с собой в игры тюремного репертуара.
На вторые сутки к вечеру привели парнишку с прыщавой физиономией. Неумело перемежаю «феню» с матом, новичок стал приставать с разговорами.
— Взяли по дурочке… Но меня на голый понт не кинешь, лишь бы подельники не раскололись. Один — верняк, а другой может фитиля пустить. Ну, ништяк — рога ему обломают.
— Чего ж он у тебя в друзьях ходит?
— Чего, чего! Жизнь прилепила репей на хвост. А ты чего сидишь?
— Ты что — прокурор?
— Да брось, я свой, если б в плаще не запутался, хрена собачьего они б меня взяли.
— А чего ж ты на дело, как на танцы, ходишь?
— Да мы и не собирались работать. По дурочке получилось. Идем и видим возле кооперативного гаража какой-то болван, как специально, поставил «семерку». Не проходить же мимо! Открыли машину через боковое стекло, думали покататься. Ни инструментов не взяли, ничего. Разобрал я рулевую колонку, подельник магнитофон вытащил. А тут сторож с собаками. Я из машины, а плащ за дверку зацепился, такая хреновина…
— Теперь на тебя все угнанные машины в округе повесят. А что ж дружки твои?
— Сбежали, падлы.
— Так чего ж беспокоишься, чтоб тебя не лажанули?
— Самому пришлось сказать. Всё равно бы их на шли, мы всегда вместе гуляли. А мне менты шестой угол обещали устроить, сейчас бы с отбитыми почками валялся.
— Значит, своих выдал? А сказать, что был один, не мог?
— Сторож видел всех троих.
— Тебе какая разница, ты один — и дело с концами. Сроду бы ничего не доказали.
— Так они магнитофон с собой унесли. Его у Макса дома нашли.
— Не спешил бы ты колоться… За такие штучки на цугундер…
Совершеннолетие Валентин Чекмарев отпраздновал месяц назад. Задерживался милицией он и раньше, но в ИВС попал впервые. Разговор с сокамерником не радовал, Валик и без него понимал, что за то, что раскололся, по головке не погладят. Но перспектива тюрьмы была еще страшнее, и Валик развязал язык.
— Поверьте, это у меня всего второй раз… Если бы не Максимов, я бы никогда, честное слово. Шли мы неделю назад…
— Точнее. Время, число…
— Второго утром, часов в шесть возвращались с Максимовым из гостей.
— Откуда?
— Из общежития чулочной фабрики. У девчонок гуляли в двести тринадцатой. Второй этаж, удобно — туда и назад без вахтера. Так вот, идем — стоит «восьмерка» белая. Мечта, а не машина. Стекла зеркальные, колпаки на колесах сверкают. Подошли ближе, глянуть для интереса. А дверь приоткрыта. Максимов сразу полез. Думали только вытащить магнитофон, честное слово…
Чекмарев так клялся, будто имел самые лучшие намерения.