Выиграю твою жизнь (СИ)

— Василиса, я знал твоего отца, он не одобрил бы твоего поведения, — пытается наставить меня на путь истинный мужчина.

Ну да, ты его знал. Мой отец наверняка и пристроил тебя на это тёпленькое местечко. Что ж, спасибо, что не забыл его доброту, в отличие от остальных, и присматриваешь за мной. Но не нужно мне говорить, что мой отец сделал бы. Всё-таки некогда самый опасный криминальный авторитет этой части Москвы мог бы и не согласиться с твоими выводами.

Мне очень хотелось прошипеть собственные мысли сквозь стиснутые зубы. Но я знала, что это странное знакомство может ещё не раз меня выручить. А когда человек ведёт такой образ жизни, как я, не стоит раскидываться связями. Даже весьма сомнительными в своей пользе.

— Не одобрил? — усмехаюсь со всей бравадой, на которую способна юная девчонка, не признающая границ и не следующая правилам. — Папа учил меня, как владеть ножом-бабочкой. Думаете, мои таланты должны пропасть зря?

Мужчина устало выдыхает, в очередной раз понимая, что я неисправима. В его глазах печаль и какая-то обречённость. Будто он видит лишь плачевный исход моей судьбы.

Он пытался. Честно пытался. Даже не знаю почему, ведь мой отец уже никогда не вернёт ему долг — забота о дочери Вишневского. Видимо, подполковник сочувствовал мне чисто по-человечески. Для меня это стало удивительным открытием. В сердце неприятно кольнуло, и я тут же стёрла это наваждение из груди. Слабости нет во мне места. Стать хорошей девочкой уже не суждено.

— Выметайся, — вкладывает в мои замёрзшие пальцы рюкзак, едва ли не вышвыривая из стен казённого учреждения, — и чтобы я тебя здесь больше не видел.

Каждый раз он говорил одно и то же.

Нацепила на плечи рюкзак и пониже опустила чёрную шапку, почти закрывая тёмные брови. Скорее бы добраться до дома и вымыться. Ткнулась носом в собственный рукав куртки. Фу. От меня разит, как от бомжихи.

Пока шла, размышляла, как было бы здорово оказаться в квартире одной. Не слышать ругань бабки, которая меня с каждым днём ненавидела всё сильнее. Не видеть пустых глаз матери. На этой ноте моё сердце сжалось. Больно. Нет. Лучше пусть она будет дома. Не хочу шароёбиться по всем злачным местам в её поисках.

Только Васька, мой брат-близнец, никогда меня не расстраивал. Да и не мог. Пулевое ранение застряло в позвоночнике, навсегда лишив его возможности двигаться. Ещё одно наследство моего отца.

Казалось бы, когда Василий Вишневский (да-да, неоригинально, Вишневская Василиса Васильевна, ещё и брата зовут так же — Василий, но отцу слишком нравилось собственное имя, и оно постоянно резонировало в нашем доме, будто отражаясь от зеркальных поверхностей) умер, его награбленное богатство где-то должно было осесть. Как это обычно случается у преступников подобного масштаба. На счетах швейцарских банков, в офшорах, да хотя бы зарыто в стеклянных банках под землёй! Но нет. С его смерти всё пошло по пи. де… по наклонной, я хотела сказать.

Погружённая в свои мысли, я не сразу заметила, как рядом со мной крадётся тонированный «Роллс», мать его, «Ройс». Напряглась. Кто-то в машине, будто почуяв, что я пришла в себя, остановил тачку. И я почему-то тоже встала как вкопанная. Хотя в таких случаях правильно было бы бежать без оглядки. Но что-то держало меня на месте.

Водитель вышел из автомобиля, обошёл его и открыл передо мной пассажирскую дверь. В салоне кто-то был. Взгляд упал на мужские ноги. Брюки со стрелками, отполированные тяжёлые ботинки.

— Что вам от меня надо? — слишком поздно начав пятиться назад, спрашиваю. Морщусь, слыша собственный писклявый голосок. Разглядываю водителя, куда больше похожего на головореза. Сердце заходится из-за плохого предчувствия.

Меня так быстро упаковали в салон, что я даже пискнуть не успела. Заломили руку за спину, вызывая острую боль, и, согнув буквой «Г», закинули внутрь.

Тело обдало жаром, и я только сейчас ощутила, как сильно замерзла, проведя ночь не под тёплым одеялом, а в отделении полиции. В нос ударил запах кожи, обтягивающей сиденья, лёгкий, едва уловимый мужской парфюм и аромат чистой рубашки. Как можно ощущать запах рубашки?

Как зверёк, привыкший к опасности, я тут же вжалась в угол, интуитивно понимая, где сидит человек. Взгляд привык к царившему полумраку, и я уставилась на колени, медленно поднимаясь взглядом выше.

— Здравствуй, Лисёнок, — густой мужской голос разрезал тишину, словно заточенная сталь ножа, тут же вызывая во мне потребность по-девчачьи завизжать.

Глава 2

Сжимаю со всей силы кулаки, слыша в ушах шум крови.

— Не пугайся так, я не причиню тебе вреда, — мягко обращается ко мне, как к приблудной кошке, которую не хочет спугнуть. Только чего тогда хочет? Накормить или открутить хвост — непонятно.

Я вглядываюсь в знакомое лицо, серые, как бетонная стена, глаза, плотно сжатые губы, нос с горбинкой и светлые, пшеничные волосы. Конечно, этот человек мне знаком. Иначе с чего бы я забилась в угол, забывая дышать. Вдох. Выдох. Очень медленно, не сводя с него глаз, я залезла на пассажирское сиденье.