Выдавать только по рецепту

Незадолго до 6 часов я занял свое место на углу улицы, где так часто ждал свою подругу. Кто-то закрывал ставни книжного магазина. Я прождал четверть часа. Прошли несколько девушек, издалека похожих на Клэр. Вблизи они оказывались дурнушками. Я даже пожалел, что Клэр не дурнушка. Если бы она была такою, возможно, она пришла бы скорее. Наконец, показалась последняя девушка, которая издалека не была похожа на Клэр. Это была она. Она выросла, постройнела. Я и забыл, что она так красива. Это не сулило мне ничего хорошего.

Я преградил ей дорогу. Она вскрикнула, но быстро оправилась от испуга. Как и консьержка, она сказала мне: «Ну, ты вернулся?»

Даже звук ее голоса показался мне чужим. Раз я так быстро забыл его, значит, был в ней уверен. Я отвел ей в своей жизни скромное, но полезное место; я предназначил ее на каждый день. И вот она явилась мне, разодетая, словно на праздник, такая свежая и нарядная, что я восторгался тому, что она моя.

Я сразу взял ее под руку, мы машинально стали спускаться по улице. Клэр не смотрела на меня. Она спросила, почему я хромаю. Я ответил, что поранил ногу. Она больше не расспрашивала. Она едва замедлила шаг, чтобы я мог за ней угнаться.

В конце улицы я уже не был совершенно уверен, что Клэр моя. Под дождевиком, прозрачным, как мушиное крыло, на ней было незнакомое мне платье. Сквозь капюшон я видел ее затылок, открытый новой прической, казавшийся мне манерным, словно дорогая конфета в целлофановой упаковке. Внезапно я совсем потерял уверенность в том, что Клэр все еще принадлежит мне, что ее прозрачные одежды могут быть сняты для меня.

В конце улицы она остановилась. Я понял, что нам в разные стороны. Я прислонился спиной к стене. Торопливо заговорил о своей ноге, о южной жаре, о том, как это далеко. Затем остановился в полном унынии.

— Я был болен, — сказал я, — и поэтому не писал тебе.

Клэр смотрела далеко вперед. Она застегивала перчатки.

Я сунул руку в карман. Наркотик был там. Эта монета не теряла своей стоимости, она имела хождение во всех моих чувствах. Мне оставалось лишь плыть по течению. Я столько раз покидал Клэр! Разом больше, разом меньше; стоит только ничего не говорить, чтобы между нами установилось молчание. Она закончила застегивать перчатки. Сейчас она уйдет. У нее было непроницаемое лицо разлюбившей женщины, скупое лицо, замкнутое лицо и тело, застегнутое на все пуговицы. Она походила на Сюзанну, на всех тех, о ком недостаточно думать, что они принадлежали тебе. Та, кто тебя покидает, никогда не принадлежала тебе.

Мне казалось, что мне больше нечего терять. Я ошибался. Вспоминая о другом образе Клэр, о том, как она склонялась надо мной, когда меня любила, я почувствовал себя обездоленным, таким одиноким, каким не был тогда, когда жил вдали от нее.

К моему чувству примешивалась даже доля ужаса при виде того, как в одном и том же лице смешиваются знакомое и незнакомое, при узнавании в Клэр того незнакомого, которое никогда не видно в обладании и которое открывается только в минуту разрыва.

Теперь я понимал, насколько я верил Клэр. Я думал, что я исключение в жизни моей подруги, что если бы Клэр не познакомилась со мной, она никогда бы не завела любовника, что она была целомудренной девушкой, сделавшей исключение только для меня.

Теперь Клэр, манерная, незнакомая, разряженная для новой любви, покидала меня на углу улицы. Она протянула мне руку свысока, со всей своей высоты, на которую она вытянулась в мое отсутствие: с высоты каблуков ее новых туфель.

— Как ты изменилась, — сказал я.

Мое замечание как будто удивило ее.

— Ты тоже изменился, и больше моего. У тебя нездоровый вид.

Она заметила, какой у меня вид, подумал я, ничто еще не потеряно.

— Я был болен. Но я рассчитывал на тебя во время болезни. Я надеялся, что ты-то не изменишься. Я опирался на тебя.

— Слишком сильно опирался. Ты тяжелый. Если бы ты знал, как я устала. Я даже желала, чтобы ты не вернулся.

Она сказала это словно нехотя, словно, снова устав, она еще должна была выбирать между желанием моего отсутствия и навязанного ей мною присутствием. Я снова обрел доверие. Как я ошибался в своих опасениях! Клэр, такая же слабая, как раньше, колебалась. Она не долго будет водить меня за нос. Она уже торговалась о своей сдаче.

— Если бы ты захотел выздороветь, — говорила она, — как бы я помогала тебе! Тебе и нужно-то набраться мужества на несколько дней. Я обо всем разузнала, пока тебя не было. Ты излечим.

Я не ответил сразу же. Я взял Клэр за руку, увлек ее на улицу потемнее.

«Набраться мужества на несколько дней», — сказала она. И я мысленно повторял себе эти слова: «Несколько дней, набраться мужества на несколько дней».

Клэр любила меня, это ясно. Она просто пыталась ставить условия. Она хотела, чтобы мое решение выздороветь было твердым и чтобы мы начали лечение в тот же вечер.

Я попытался получить отсрочку. Момент казался мне неподходящим; но я попрошу отпуск; я воспользуюсь этим для лечения, чтобы избавиться от отравы навсегда.

Клэр отказала.