Вычислитель. Орбита для одного

Деревня была маленькая, десятка в полтора дворов, хаотично разбросанных там и сям, как будто какой-то великан небрежно швырнул на землю горсть камешков и повелел каждому камешку вырасти в неказистое строение. Ни плана, ни центральной улицы. Собственно, улиц здесь вообще не было – были натоптанные тропинки и тележные колеи, петляющие между пустырями и огородами. Зато по занимаемой площади эта деревня могла бы посоперничать с любым из столичных пригородов с двадцатитысячным населением.

Здесь же не обитало и сотни туземцев, включая детей. Каин – так звали пахана – был для них куда более зримой и реальной властью, нежели далекое правительство в далекой столице. Эти люди выращивали кое-что на продажу и прокорм, ковырялись в старом руднике, понемногу добывая янтарь неважного качества, и раз в один-два года торговались с прилетавшими сюда перекупщиками. В голодные времена им приходилось отправляться на болото за головастиками. Ни школы, ни местной администрации, ни полиции – вообще ничего. Пусто. В чем не ощущается потребности, то и не нужно. Эрвин прекрасно знал, к какому территориальному округу относится эта местность, и был уверен, что о таком явном излишестве, как сборщик налогов или, скажем, избирательная комиссия, туземцы и слыхом не слыхали.

Каин был для них и сборщиком, и судьей, и защитником, и благодетелем. Свою банду он по местной традиции именовал братством. Само собой, на время масштабных рейдов, время от времени затеваемых кордонным начальством, братству приходилось отсиживаться на дальних хуторах, а то и вовсе прятаться в подземных норах, но масштабные рейды проводились редко и не слишком тщательно, а обычные патрули знали, чем рискуют, наведываясь во владения Каина. Местные жители разумно поддерживали его, а не военных. Во-первых, алчность братства имела пределы, в трудные времена оно могло, в отличие от служивых, и поделиться чем-нибудь, а во-вторых, законное начальство, как гражданское, так и военное, обреталось в неведомой дали, а Каин был здесь, под боком. И твердо намеревался быть и дальше. Как минимум.

А как максимум?

Состариться здесь? Много ли отнимешь у нищих? И никакой перспективы… Всю жизнь заниматься мелкими делами и рано или поздно быть убитым в стычке с патрулем либо в разборке со своими же? Каин должен был задавать себе эти вопросы.

Если нет, размышлял Эрвин, если Каин слишком глуп для этих вопросов, тогда все кончено. Но после разговора с ним, а главное, из-за того, что пленники были еще живы, Эрвин знал: сказанные им слова о флаере упали на благодатную почву. Вроде семян. Что нужно семенам, чтобы пойти в рост? Только полив, тепло и время.

Великое счастье, что пленников не разделили. Эрвин и Кристи были отведены в первую попавшуюся хижину, чьим обитателям выпала сомнительная честь сторожить пленников. Упав на низкую лежанку, прикрытую ветхим тряпьем, Кристи тут же уснула. Она не проснулась и тогда, когда шамкающая старуха принесла пленникам одну на двоих миску невкусного жиденького варева. Как ни терзал голод, Эрвин съел совсем немного и все равно мучился от приступов рези в желудке. Так и должно было быть, желудок заново учился делать свою работу. Утешить себя можно было лишь тем, что эта боль, пожалуй, последняя плата за симбиоз с язычником.

Сквозь маленькое, в деревянном переплете оконце, затянутое пузырем неизвестного животного, просачивался бледный свет. С закатом он померк. Каин в этот день не появился, чему Эрвин был рад. А Кристи проспала весь остаток дня и всю ночь. Утром она открыла глаза и вымученно улыбнулась.

– Поесть бы…

Эрвин дал ей две ложки давно остывшей похлебки и отставил миску подальше.

– Еще.

– Нельзя еще. Умрешь. И говори, пожалуйста, тише.

– Почему?

– Потому что за дверью стоит обормот с ушами. Лучше вообще ничего не говори. Мычи, пускай слюну, изображай блаженную, тогда тебя, может быть, не изнасилуют. Главное, ничего не бойся. Если не выйдет, то хоть постарайся показать им, что вообще не понимаешь, что такое страх. О, придумал! Ты аутистка. Сыграть сумеешь?

– Не знаю. У меня все тело как ватное…

– Это только к лучшему.

– Дай еще. – Кристи перешла на шепот. – Что головой мотаешь? Ну хоть ложечку… Жалко тебе, что ли?

– Жалко. – Эрвин выплеснул похлебку на земляной пол. – Тебя жалко. Не хочу, чтобы ты умерла в муках. Пей воду, помогает. Вон там ее целый горшок. Хорошая вода, чистая.

– Сволочь!

– Тише… Тише…

– Где тут уборная?

– Вон там, где ямка. Это я выкопал. Иди, я отвернусь.

Каин пришел через час, и пришел не один. Вслед за ним в дом проник подросток лет пятнадцати, старательно копирующий повадки пахана. Разница была лишь в том, что лучемет Каина небрежно висел на его плече, а мальчишка первым делом навел свой пистолет на Эрвина. Верный оруженосец при харизматичном вожде, ни дать ни взять – Юст и Хайме. Только эти, пожалуй, были пожиже.

Мальчишка остался в дверях; Каин же проследовал к свободной лежанке, брезгливо сгреб с нее тряпье и сел прямо на трухлявые доски. Положил лучемет себе на колени, покрутил носом:

– До ветру попроситься не догадались? Вас бы вывели.