Вычисление Бога

Предлагая организовать выставку, я был просто окрылён. Воодушевление стало ещё сильнее, когда моё предложение было одобрено и Смитсоновский институт тоже решил участвовать, согласившись объединить свои экспонаты с нашими для совместной выставки.

Но сейчас…

Теперь, с моим раком…

Сейчас выставка превратилась в ещё один раздражающий фактор, мешающий элемент.

И, тем не менее, избавиться от неё было абсолютно невозможно.

Очередная необходимость, на которую приходится тратить время, которого у меня так мало.

* * *

Труднее всего было сказать Рики.

Знаете, если бы я был кем-то вроде моего отца — если бы меня устроил диплом бакалавра и стабильная работа с девяти до пяти, — всё было бы по-другому. Скорее всего, у меня бы появился первый ребёнок ещё до того, как мне стукнуло двадцать пять — а значит, сейчас моему сыну было бы около тридцати, и у него самого могли были быть дети.

Но я не такой, как мой отец.

Я получил степень бакалавра в 1968-м, когда мне было двадцать два.

И степень магистра в 1970-м, когда мне было двадцать четыре.

И докторскую степень в двадцать восемь.

Потом я работал постдоком в Беркли.

И — ещё раз — постдоком в университете Калгари.

К тому времени мне стукнуло уже тридцать четыре.

Я зарабатывал крохи.

И — вот сюрприз! — ни с кем не встречался.

И работал в музее допоздна, ночь за ночью.

А потом, не успев опомниться, я обнаружил, что мне сорок, что я до сих пор не женат и бездетен.

Мы встретились с Сюзан Ковальски в «Клубе сердец» университета Торонто в 1966-м; мы оба ходили в драмкружок. Я не был актёром, но меня увлекало театральное освещение; думаю, в этом и заключается одна из причин, по которой мне всегда нравилось музееведение. Сюзан играла в пьесах, хотя — в ретроспективе — было очевидно, что особого актёрского таланта у неё нет. Мне всегда казалось, что она играет сказочно, но лучшую характеристику, которую ей удалось получить в универе — что она была «компетентна» в качестве няньки в «Ромео и Джульетте» и «адекватно представила» Иокасту в «Царе Эдипе». В общем, какое-то время мы встречались, но затем я сорвался в Штаты, чтобы работать постдоком. Она понимала — я должен уехать, чтобы продолжить обучение, что от этого зависела моя мечта.

Долгие годы я тепло вспоминал о ней, хотя и представить не мог, что мы снова встретимся. Но в конце концов я вновь очутился в Торонто. Всегда смотревший в прошлое и почти никогда — в будущее, я всё же решился обратиться за финансовой консультацией, когда мне стукнул зловещий сороковник — ведь иначе, быть может, я так никогда и не смог бы выйти на пенсию. И бухгалтером, который мне попался, оказалась не кто иная, как Сюзан. К этому времени её фамилия стала ДеСантис — следствие краткого и неудачного замужества полутора десятками лет ранее. Вновь вспыхнула былая страсть, и годом позже мы поженились. И, хотя ей в то время был уже сорок один, и были определённые риски, мы всё же решили завести ребёнка. Попытки продолжались пять лет. Сюзан удалось забеременеть лишь однажды, но случился выкидыш.

Потому-то в конце концов мы и решились на усыновление. Это тоже заняло пару лет, но в конечном счёте у нас всё же появился сын. Ричард Блэйн Джерико, сейчас шести лет от роду.

Он так и не покинет стены дома к тому времени, как скончается его отец.

Даже не закончит начальную школу.

Сюзан усадила его на диван, и я опустился рядом на колени.

— Эй, парень, — сказал я, взяв его маленькую ладошку в свою.

— Папочка, — ответил он, слегка её пожав, но избегая моего взгляда — быть может, он опасался, что чего-то натворил.

Я немного помолчал. Готовясь к разговору, я передумал множество мыслей, но сейчас слова, которые я собирался сказать, казались совершенно неподходящими.

— Как себя чувствуешь, парень? — спросил я.

— Норм.

Я бросил взгляд на Сюзан.

— Что ж, — сказал я. — А папочка чувствует себя не так хорошо.

Рики посмотрел на меня.

— На самом деле, — медленно проговорил я, — папочка очень болен.

Я немного помолчал, чтобы у Рики было время осознать мои слова.

Мы ни разу не лгали Рики — ни о чём. Он знал, что мы его усыновили. Мы всегда говорили ему, что Санта-Клаус — всего лишь миф. И когда он спросил нас, откуда берутся дети, мы сказали ему и это. Однако сейчас я бы, пожалуй, предпочёл, чтобы мы выбрали другой путь — и не всегда были абсолютно откровенны.

Конечно, вскоре ему в любом случае предстояло всё узнать. Предстояло увидеть перемены во внешности — облысение, потерю веса. Он бы услышал, как посреди ночи я иду в туалет, где меня рвёт…

Может, он даже услышал бы, как я плачу от боли, думая, что его нет поблизости.

— Сильно болен? — спросил Рики.

— Очень.

Он посмотрел на меня внимательнее. Я кивнул — никаких шуток.

— Почему? — спросил Рики.

Мы с Сюзан переглянулись. Именно этот вопрос так изводил меня в последнее время.

— Не знаю, — ответил я.

— Ты что-нибудь съел?

Я покачал головой.

— Ты плохо себя вёл?

Этот вопрос я никак не мог ожидать. Над ответом мне пришлось немного поразмыслить.

— Нет, — сказал я. — Не думаю.

Мы немного помолчали.

— Ты же не умрёшь, папочка? — в конце концов мягко спросил Рики.