— Никуда он не денется, — меланхолично ответил старший, — я знаю его отца. Хороший человек.
— У меня складывается ощущение, что вы знаете весь город. В той или иной степени.
Хмыкнув в ответ, называемый инспектором выпустил вверх облачко дыма, устремив в пространство задумчивый взгляд.
— Инспектор, мы уже неделю приходим сюда. Вы что-то надеетесь найти?
Молодой наконец прекратил свое орбитальное движение и замер, сомкнув руки за спиной, с видом готового получать информацию человека. Но получил в ответ лишь пожатие плечами, что, впрочем, совсем не смутило его, очевидно успевшего свыкнуться с повадками наставника.
— Итак, — вновь обратился он к своей записной книжке, — ага… число… ага. Три человека. Легкие черепно мозговые травмы. У одного травма челюсти. Колото-резанные раны. Убиты ударами в сердце. Дело закрыто.
Зачитав эту короткую сводку, он вновь перевел взгляд на инспектора. Тот, впрочем, никак не прокомментировал это. Зато у невидимого им наблюдателя эти слова вызвали поток воспоминаний.
Тогда чувство ненависти жестко конфликтовавшее с вбитым в самые глубины разума долгом гнало ее, не позволяя надолго оставаться на одном месте. На каждый шаг назад она делала три вперед. Бежала. Срывала голос криком, но не могла ничего поделать с собой. Сколько раз направляла острый клинок на свое горло и столько же раз в считанных миллиметрах его останавливало яростное желание жить. Впивалась ногтями в ладони ободряя себя болью и вновь шла. Гнев и боль были ее спутниками без малого полгода. Кровь и до того обагряла ее руки — тренировочные куклы и несколько указанных сторонних людей закончили свой путь от ее клинка. Но эти трое были первыми кого она убила в порыве глухой ярости из-за почти настигнутой и упущенной цели. Особых сожалений она не испытывала, но ей было стыдно, поскольку этот поступок подвергся порицанию со стороны ее господина.
— Это как-то связано с нашим текущим делом?
— Не думаю, — тяжело вздохнув, инспектор затушил окурок и, не поднимаясь, забросил его в урну, — тут три человека умерло. Там семь пропало.
— Тогда зачем мы здесь?
— Вопрос можно поставить иначе, — вновь достав пачку сигарет, инспектор с задумчивым видом помял ее в руках и, вздохнув, достал еще одну, — зачем ты здесь?
Возможно он намекал на то, что сам уже является пожилым человеком без особых жизненных ценностей, семьи или детей, а его напарник еще только вступал в самый расцвет молодости и мог бы проводить это время с гораздо большей пользой, возможно на что-то еще. Для наблюдательницы это осталось тайной, поскольку собеседники не стали развивать эту тему, а если точнее, то второй просто проигнорировал этот вопрос.
— Это ваша интуиция, инспектор?
— Может это быть простым желанием выкурить сигарету в спокойствии, наслаждаясь законным отдыхом после работы?
— Вы умеете отдыхать? — для второго это казалось столь невероятным, что его брови взлетели едва ли на середину лба.
— Я что, не человек? — ухмыльнулся инспектор Сато, — но на самом деле это интуиция, можно сказать так. Кстати, ты нашел нам утку?
Молодой человек смутился, как умеют смущаться только исполнительные люди не справившиеся с возложенной на них обязанностью.
— Нет, Сато-сан, прошу меня извинить, — склонился тот столь резко, что от воздуха разогнанного этим движением потух огонек зажигалки, коей как раз щелкнул сидящий мужчина, — но вынужден сообщить, что подобная затея обречена. Дети в полиции не работают, а из женщин в группе, занимающейся этим делом, условно привлекательна только сержант Нодзима.
Инспектор смерил выпрямившегося коллегу неопределенным взглядом, в котором читалось и согласие с его мнением и порицание за столь категоричное мнение о некой женщине и даже частичка одобрения.
— Зато у нее отец владеет семейным додзе. И дед ее им владел, — задумчиво заметил он.
— Смею предположить, что и она чуть позже оставит службу в полиции и возложит на себя эту достойную обязанность, — тактично сгладил углы второй, оба несколько секунд помолчали, видимо представляя неизвестную женщину которая не смогла быть "уткой", — но мы бы могли нанять кого-нибудь из этих детишек…
— Как ни посмотри, но они всего лишь дети. И ничего толком не известно о преступнике.