Эмери открыла глаза. Вначале она подумала, что это был всего лишь сон. Но прислушавшись к себе она почувствовала, что энергия всё также покидает её.
И стоило ей только возмутиться этим фактом, она ощутила, что незримая нить, соединявшая её с Талием, была только что разорвана. Ей даже усилия никакого не пришлось делать.
— Эмери, — обратился к ней Серек, зайдя в палатку, — как ты?
Она подскочила со своего места и посмотрела в глаза Сереку.
— Талий… Он связался со мной…
Она рассказала Сереку о том, что с ней произошло, и с каждым предложением неверие исчезало из его глаз. Посмотрев в сторону внука, он подумал, что и такое может быть. За свою долгую жизнь ему не раз приходилось слышать, а иногда и видеть чудеса.
Но Эмери пришлось соврать только в одном. В момент, когда она увидела Серека, она приняла решение передать силу Талия ему. Он возглавлял род Тьер на протяжении нескольких десятилетий. И она считала, что он справится лучше, чем её сын. Серек вновь станет регентом рода, пока Тимофей не будет готов принять род. К тому же она боялась. Боялась того, что Ярар, получив силу, решит сам возглавить род и пойдёт на брата войной.
— Ритуал последней воли? — дослушав до конца Эмери, повторил за ней он.
Она кивнула.
— Ты понимаешь, что если мы ошибёмся и тебе всё это привиделось, то, без добровольного согласия Талия, я умру?
— Ты примешь его дар! Такова его воля! — ответила Эмери, чем сильно удивила Серека.
— Что ж, — недолго думал он, — я уже своё пожил. Давай приступать. Насколько я понял, у нас осталось немного времени.
Спустя двадцать минут всё было готово. Серек своей кровью начертил пентаграмму. И ей же нарисовал символы на своей груди, после чего тоже самое сделал на запекшейся коже Талия. Серек встал над его телом, начал произносить слова на латыни. И, чтобы никто не помешал им, Эмери активировала вокруг палатки воздушный щит.
Из глаз обоих шли слезы, но они продолжали ритуал. Резко внутри пентаграммы, где находились мужчины, всё заволокло огнём. И также быстро всё исчезло.
Серек стоял над телом Талия, которого растил, как собственного сына, и которому только что ему пришлось воткнуть клинок в сердце, завершая тем самым ритуал.