– Ты давно копаешь под АСБ, Иван, – сказал Гусев очень спокойно. – И то, что у меня в Агентстве имеется э-э... определенный статус, ты знаешь отлично. Некоторые особые каналы информации для меня открыты, и вообще. Поэтому, кстати, несмотря на все театральные эффекты, ты, дружище, терпишь мой э-э... интерес к работе вашего издания. Все еще полулегального издания, хотелось бы напомнить. Терпишь, Ваня, согласись. И вот я тебе сейчас говорю: все наши на месте. Понял?
– А с чего вы взяли, Гусев, – очень вкрадчиво спросил Ваня, – что я вам не верю?
– Та-ак... – протянул Гусев.
– Вот именно. Давайте представим на минуточку, что ваша хваленая закрытая информация проходит через фильтр. Там, наверху. На самом верху. И вы просто не знаете, Гусев, что в действительности творится в вашем обожаемом Агентстве. Нет, нет. – Иван выставил раскрытую ладонь, упреждая саркастическую фразу Гусева, которая вот-вот должна была сорваться с его презрительно скривившихся губ. – Я не такого высокого мнения об «Эхе», чтобы предположить, будто фильтр поставлен для нас. Вам тоже могут дурить голову. Именно в честь вашего определенного статуса, которым вы так гордитесь, товарищ старший уполномоченный.
– Мне нравится, что ты успокоился, – пробормотал Гусев. – Это мне даже больше нравится, чем то, что ты не желаешь слышать мои аргументы.
– Это был выбраковщик, – сказал Иван жестко. – Докажите, что нет.
– Поймаем – докажем.
– О, когда вы человека поймаете, вы сможете доказать что угодно.
– Химия, Ваня, она не врет. «Сыворотку правды» выдумали слишком давно, чтобы в ней сомневаться.
– Показания, данные против себя, даже под воздействием психотропных средств...
– Это ты будешь говорить на сходках Хельсинкской группы, дружище. Можешь даже кричать. Есть закон, и он гласит: признался – получи. Именно поэтому АСБ не использует пыток и устрашения. Нам это ни к чему, мы должны располагать стопроцентно корректной информацией. Вот почему у нас и ошибок почти не бывает.
– Почти... – Иван криво усмехнулся. – Очень хорошее слово «почти». Очень растяжимое. В общем, Гусев, вы можете воображать себе что угодно. Но я вам говорю – ждите. Случай в Саратове – только первый звонок. АСБ настолько пропиталось насилием, что начинает потихоньку выплескивать его на улицы. Ждите, Гусев. Вам еще придется охотиться на своих. Вы будете убивать друг друга. И вот тут-то я посмеюсь. Со слезами, но посмеюсь. Неужели вы настолько слепы, Гусев? Конечно, я всегда считал вас убийцей, я и сейчас так думаю, мне с вами противно за одним столом находиться, но все-таки... Вы хотя бы достойный противник, вы не такой тупоголовый психопат, как остальные ваши инквизиторы. Неужели вы ничего не видите?
Валюшок все так же незаметно убрал игольник и посмотрел на Гусева. «Выплескивать насилие на улицы». Перед глазами Валюшка сама собой возникла сцена, которую он запомнил в мельчайших подробностях, – перепуганный воришка и Гусев с пригоршней мелочи...
А Гусев снова улыбался. Только очень грустно.
– Мне бы хотелось закончить этот разговор на довольно неожиданной ноте, – сказал он.
Иван непонимающе уставился на Гусева. Похоже, он ждал дискуссии. Но собеседник перехватил управление на себя. Гусев обрезал разговор не только лишь тематически, он еще и гениально сменил интонацию.
– Я расскажу тебе, Ваня, одну короткую историю. Не надо морщиться, она совсем не поучительная. Возможно, ты ее слышал в каких-то обрывках. Но даже внутри Агентства очень немногим она известна целиком и без искажений. Можно?
– Ну-ну... – неопределенно качнул головой Иван.
– Будешь еще кофе, Пэ? – спросила Майя с ясно различимым облегчением.
– Нет, спасибо, мы сейчас пойдем. Так вот... Это даже не история человека. Это скорее история одной концепции...
За стеной опять наступила тишина – похоже, там напряженно прислушивались.