Мы сели, Шартелль достал пачку «Свит Ариелз», закурил. Блондинка сосредоточенно печатала на пишущей машинке. Тихонько жужжал кондиционер. Сидели мы молча. Словно коммивояжер и его ученик, ожидающие приема у опытного покупателя, который ничего не заказывал уже семь месяцев и сегодня не собирался менять установившегося порядка.
Десять минут спустя открылась дверь и из кабинета вышел мужчина. С подозрением оглядел нас и поспешил в коридор.
На столике блондинки зазвенел телефон. Она сняла трубку, сказала «да», положила ее обратно и посмотрела на нас.
— Мистер Койт вас ждет. Пожалуйста, пройдите сюда, — и она указала на дверь.
Мы вошли в просторный кабинет, чтобы увидеть там письменный стол, несколько шкафов-сейфов с наборными замками, пять или шесть стульев, кофейный столик, диван, мужчину и календарь на стене. По английскому обычаю, недели на календаре начинались с воскресенья. Каждый прошлый день аккуратно зачеркивался. Рабочий — красным цветом, праздничный — зеленым.
Сидящий за столом мужчина поднялся нам навстречу. Быстро пожал руки, любезно усадил, пододвинул пепельницы. Кларенс Койт хотел понравиться нам. Возможно, он вообще стремился оставлять хорошее впечатление, поэтому и ублажал гостей.
Мы обменялись улыбками. Ростом Койт не уступал Шартеллю — те же шесть футов и пара дюймов. Гладкие черные волосы он зачесывал назад, открывая широкий лоб. Правильные черты лица, ровные белые зубы, улыбка по любому поводу. Волевой подбородок, темно-синие, не знающие покоя глаза под густыми бровями. Костюм Шартелля, несомненно, понравился хозяину кабинета.
— К сожалению, Крамера нет, но я чертовски рад, что вы смогли заглянуть ко мне, и надеюсь, что не помешал вашим планам, — бархатным баритоном проворковал Койт.
Ответная речь выпала на долю Шартелля. «Раз Койт работает на ЦРУ, — подумал я, — пусть он и меряется силами с профессионалом предвыборных баталий, и да победит лучший лжец». Лично я отдавал предпочтение Шартеллю.
Одернув элегантную жилетку, тот заверил мистера Койта, что визит в консульство ни в коей мере не нарушил наших планов и, учитывая цель нашего приезда в Альбертию, мы очень рады, что он смог уделить нам несколько минут. Будучи секретарем по политическим делам, он мог дать нам ценные советы, которые освободят нас от лишней черновой работы и бесконечных расспросов, лишенных всякого смысла.
Койт сидел, не сводя глаз с Шартелля и изредка кивал, как бы поощряя говорящего. Он являл собой профессионального слушателя. На месте Шартелля я говорил бы целый день, начав с того времени, когда мне было три года и у меня украли велосипед. Синий, со звонком, блестящий никелем.
Но Шартелль даже не рассказал Койту о своем отце и автомобиле с лопнувшим на морозе радиатором. Он вдруг перестал говорить и начал улыбаться.
Наступившая тишина, казалось, подсказывала, что сейчас самое время прокашляться, подвинуть неудобно стоящий стул или обсудить прогноз погоды. Но я не нашел наиболее подходящей реплики и еще раз осмотрел кабинет. На одной из стен я заметил фотографию сияющего президента с его автографом. Должно быть, госдепартамент рассылал их тысячами по всем посольствам и консульствам. По размерам кабинета и по обстановке складывалось впечатление о годовом заработке Койта, но не о нем самом. Я не нашел ни картины, ни статуэтки, ни даже вазы с цветами, ничего личного.
Наконец, Койт встал и прошествовал к окну.
— Я ценю ваше доверие, мистер Шартелль. Должен признать, я не завидую тому, что ждет вас впереди.
— Мистер Койт, если бы я не мог довериться сотруднику посольства или консульства Соединенных Штатов, я подумал бы, что живу в бесчестном мире.
Койт степенно кивнул и занял место за столом.
— Я здесь лишь несколько недель, но работа потребовала детального изучения политической обстановки в Альбертии. Чем дольше я изучаю ее, тем больше убеждаюсь, что среди развивающихся стран, расположенных к югу от Сахары, это единственное государство, готовое и способное взять на себя бремя самоуправления.
Койт достал из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар, открыл его, предложил Шартеллю, затем, когда тот отрицательно покачал головой, — и мне. Я взял сигарету в надежде, что она окажется американской, а также с тем, чтобы доставить ему удовольствие: хотя бы один из гостей доверился вкусу хозяина по части табака. Фильтр я оторвал и бросил в пепельницу. Койт, похоже, не возражал.
Мы закурили, и Койт продолжил лекцию.
— Как политолог, — тут он улыбнулся, — во всяком случае, так написано в моем дипломе, выданном институтом Гопкинса, я интересуюсь моими коллегами. И мне знакома ваша фамилия, мистер Шартелль. Я также помню серию ваших превосходных репортажей из Европы, мистер Апшоу. Я думаю, что между собой мы можем говорить как профессионалы, хотя я считаю себя наблюдателем, если позволите, исследователем, а не активно действующим лицом.