Выборный

За его столом, отчетливо вырисовываясь на фоне черного зияющего зарешеченного прямоугольника окна, восседали трое. В первый момент Лаптева больше всего поразило не появление, не прозрачность и не одеяния гостей, а то, что они втроем сидят за его столом и в то же время совсем не теснятся; поразило его и то, что привычный кабинет будто бы преобразился и стал напоминать зал судебных заседаний, причем не какой-нибудь абстрактный, а совершенно конкретный зал их старого городского суда на улице Чехова.

- Садись,- коротко и хмуро приказал старший и, как Лаптев сразу понял, главный здесь, и указал на "гостевой" стул.

Валентин Семенович поспешно сел, и сразу же изменились размеры и пропорции помещения. Какой-то метр от стула до стола растянулся метров на пять, если не на десять, плоскость столешницы вывернулась так, что судьи оказались высоко-высоко, а стены, замыкая и ограничивая пространство, оказались едва ли не границею бесконечности.

Лаптев, болезненно ощущая свою малость и затерянность в этом непостижимо преображенном объеме, никак не мог разглядеть середину своего тела, свой привычный уютный животик, но все время натыкался взглядом на громадные, неестественно вывернутые стопы в знакомых бежевых сандалиях.

- Ну,- спросил Главный,- в молчанку будем играть или как?

- Я протестую,- высоко и поспешно залопотал Валентин Семенович,- это противоречит сложившимся нормам юриспруденции.

Несколько секунд царило молчание. А потом Главный хлопнул кожаным картузом о колено и жутко захохотал. Лаптев вжался в стул.

Отсмеявшись, Главный сказал:

- Насчет прав ты молчи. Чтоб ни-ни, понял? А юриспруденцию мы соблюдем. Приват, протокол!

Лаптев, обмирая, увидел, как болезненного вида молодой человек с бородкой и в кашне вокруг шеи извлек пустотелый мраморный стержень из настольной лампы, раскатал камень, как пластилин, и ловкими, незаметными движениями пальцев превратил его в стопку линованных, удручающе-канцелярских листов.

- Имя, фамилия, год рождения, социальное происхождение...вопросительно забубнил тот, кого называли "Приватом".

Лаптев торопливо, все никак не успокаиваясь, выговорил ответы.

- Из крестьян, значит? - вдруг враждебно спросил доселе молчавший прозрачный в серой шинели с красными петлицами.

- Из крестьян, из крестьян, - зачастил Лаптев.

- Какого же уезда?

- Я точно не знаю, это в Орловской области, там такое село...

- В анкете врать будешь. А здесь не моги, - веско отозвался Седой. Видели мы таких крестьян.

Лаптев, пугаясь невесть чего, принялся доказывать, что никакого обмана нет, мать - колхозница, еще до войны в колхозе работала, а отец и грамоте-то не выучился...

Седой его перебил:

- Морда у тебя вон какая сытая! Не бывало такого у крестьянских детей, можа только у кого из мироедов... Работали мы,- он положил на стол громадные кулаки,- вот этими руками землю пахали да могилы в ней рыли, чтобы таких же хлеборобов хоронить.

- Погоди, Седой,- сказал Главный,- мы еще разберемся, чей он сын, чей кум и сват и как в это кресло попал.

Странная мысль поразила Валентина Семеновича. Померещилось ему, что попал он на заседание какой-то, неведомой прежде дисциплинарной комиссии, подосланной по наущению врагов и завистников. И, несколько расхрабрясь, Лаптев пошел чесать как по писаному насчет своих заслуг на поприще сначала профтехобразования, затем кооперативной торговли, закупок злаков и наконец коммунального хозяйства, подробно перечисляя еще и общественные нагрузки (не забыв ни местком, ни жилбытсектор, а также все устные и письменные благодарности и поощрения).

Приват все это записывал, качал головой и время от времени кашлял. Писал он лаптевской ручкой из настольного прибора, только не пером, а длинным пластиковым колпачком, и время от времени по ручке пробегали зеленые искры.

Воодушевленный тем, что его не перебивают и что протокол ведется так старательно, Лаптев выложил что-то совсем уж несуразное, что-то о досрочной сдаче норм комплекса ГТО.

Тут уж Седой не выдержал. Огрев Лаптева заковыристым матом, закричал:

- Ты долго будешь нам головы морочить? Давай дело говори!

- В чем дело? В чем дело? - засуетился Лаптев.- Я излагаю обстоятельства, имеющие отношение к тем обстоятельствам...

- Гражданин Лаптев,- свинцовым голосом сказал Главный.- Перестаньте вилять. Объясните, как вы дошли до такой жизни, что самовольно приступили к разрушению... К уничтожению душ?

- Нет, нет,- вяло замахал ватными руками Лаптев,- вы меня неправильно поняли. Я ни в коем случае не осмелился бы такое решить сам. До меня довели вышестоящее решение, и я только принял меры к его исполнению. Вас неверно информировали, это не больше, чем недоразумение.

- Совсем маленькое недоразумение: бульдозеры по могилам, - не поднимая головы от протокола, отозвался Приват.

- Нет, простите, имеется решение о переносе старого кладбища, и здесь наша коммунальная служба является только одним из низовых исполнителей. Я допускаю, что могло создаться впечатление...

- Врешь! - внезапно привстав со своего места, прикрикнул Главный, - ты хоть соображаешь, кому врешь?