Выбор Зигмунда

Почти засохшие цветы питосфора осыпались даже при самом легком прикосновении, издавая сильный запах – последний подарок перед концом; этот аромат был менее нежным, чем весенний. Ронкалли растирал их лепестки между большим и указательным пальцами, а потом закрывал глаза и подносил пальцы к ноздрям. Фрейду же больше нравился сладковатый аромат только что зажженной сигары «Дон Педро», который смешивался с запахом сосновой смолы. Однако, видя на лице своего спутника восторг, доходящий почти до экстаза, доктор предположил, что вся природа – источник удовольствий. Жизнь создала наслаждение, чтобы сделать возможным свое продление; именно наслаждение делает возможным существование жизни и ее непрерывность.

Они вышли в сад, где сова пела свою любовную песню, и остановились под ветвями ливанского кедра.

– Вы помните Крочифису, дочь Марии Монтанари, – сказал Ронкалли.

Это было утверждение, а не вопрос.

Он был прав: об этой девочке Фрейду напоминало все, в том числе беспокойство ее матери, к которому он отнесся столь легкомысленно. Сейчас ему чудился в воздухе чей-то шепот: «Может быть, ты ошибся».

– Я недавно нашел ее недалеко отсюда, за кустом.

– Она жива? – инстинктивно спросил Фрейд.

– Слава Богу, да. – Ронкалли нахмурился. – Но пояс на ее платье был развязан, и она спала. Я старался ее разбудить, она выглядела смущенной и сбитой с толку; может быть, она была и немного пьяна: от нее пахло вином, и она не держалась на ногах.

– Scheisse… – пробормотал Фрейд, надеясь, что его собеседник не знает немецкого языка и не поймет, что это значит «дерьмо».

– Я не знал, что делать. Если бы я позвал отца эконома или, что того хуже, гвардейцев, она попала бы в беду и вместе с ней пострадала бы ее мать, хорошая женщина. И я оставался рядом с ней, пока не стемнело, а потом привел ее – почти принес – в единственное место, где, я был уверен, ее не найдут. В вашу комнату, доктор.

Фрейд опустил голову и подпер рукой лоб. В первую минуту он подумал о том, какой скандал случится, если кто-нибудь найдет девушку там. К тому же в этом случае, чтобы снять с себя вину, ему пришлось бы обвинить Ронкалли, и кто-нибудь мог бы подумать, что они сообщники – да еще и в развращении малолетки. Однако во взгляде молодого священника доктор прочитал честность и безмолвную молитву, но не увидел ни злобы, ни стыда. Это была простота человека, который знает, что поступил правильно. Простота того, кто согласен с возникшим в древности мнением евреев: нужно быть не святым, а только праведным, а таким может быть каждый; для этого достаточно творить немного добра, когда возникает подходящий случай.

Оба быстро поднялись в комнату. Крочифиса лежала на диване, накрытая простыней до подбородка. Глаза закрыты, дышит тяжело. Фрейд вынул из-под простыни ее руку и пощупал пульс. Тот был медленный и сильный, как у спортсмена.

Доктор придвинулся ближе к лицу девушки и поднял веко одного глаза. Зрачок был неподвижен, не реагировал ни на что, даже на свет. Ноздри Фрейда уловили слабый запах сена. Этот запах был хорошо знаком Фрейду: так часто пахло изо рта у тех, кто употреблял кокаин. Должно быть, Крочифиса выпила вместе со спиртным немало подмешанного к нему кокаина: ее оцепенение – напрямую вызвано приемом этого вещества. Оно наступает после эйфории, которая продолжается тоже долго – даже слишком долго.

– Она в порядке, но проспит продолжительное время: к таким последствиям приводит прием кокаина, особенно теми, кто пробует его в первый раз и слишком много.

– Бог благословил эту девочку! – воскликнул Ронкалли. – Почему она довела себя до такого состояния?

– Надо сказать «почему ее довели до такого состояния». Кто-то мог еще и воспользоваться им.

Ронкалли густо покраснел. Только сейчас к нему пришло понимание, что обстоятельства, при которых он нашел Крочифису, ее спущенные чулки и расстегнутое платье заставляют думать о сексуальном влечении, а не просто об опьянении.

– Я не в силах представить себе, кто мог бы осмелиться зайти так далеко.

– Вы хорошо сказали, – ответил Фрейд. – Это был кто-то, кто готов осмелиться или был в исступлении, или то и другое сразу. – А теперь мы должны отвезти ее к ней домой. Можно ли вызвать сюда в этот час карету так, чтобы это не слишком бросалось в глаза?

– Можно сделать лучше: я сейчас схожу за нашим шофером Августом. Я ему доверяю. Да, – и Анджело качнул головой, словно отрицая жестом то, что утверждал словами, – самое лучшее сейчас же отвезти ее домой.