— Сколько вы хотите получить за свою работу?
— Много, — честно ответил я. — Но об этом говорить рано. Сначала давайте поработаем. Может, ничего и не получится.
Ответ, похоже, ему понравился.
— Договорились.
Так мы и работали. Бывая в Москве, он приезжал ко мне в Малаховку, в остальное время обменивались электронными письмами. Рассказчиком он оказался хорошим, его память хранила неимоверное количество историй, связанных с его бизнесом и бизнесом его знакомых. Каждый раз после трех-четырехчасового разговора, на больше меня не хватало, я долго еще переваривал полученную информацию, отбирая то, что годится для книги.
Судьба этого поколения российских предпринимателей — тех, кому сегодня сорок или около того, — складывалась по-разному. Общим, пожалуй, была несмиренность с равенством во всеобщей скудости (чтобы не сказать — в нищете) советской жизни, которая сегодня многим кажется золотым веком. Эти ребята рано поняли, что свободу дают только деньги.
Семья Живовых была относительно благополучной. Отец — профессор в московском ВУЗе, мать — доцент. Отец умер, когда Вадиму было четырнадцать лет. Зарплаты матери вполне хватало на то, чтобы прокормить и одеть сыновей — Вадима и его старшего брата Ярослава. Но смерть мужа обострила в ней страх перед нищетой, пережитой в молодости. В 1932 году родителей матери, зажиточных псковских крестьян, раскулачили, потом посадили. Она оказалась в детдоме в Иркутской области, окончила техникум, работала электриком на шахте «Александровская», где добывали мышьяк. Заболела туберкулезом, чудом вылечилась, поступила в московский институт, в котором читал лекции профессор Живов. С замужеством пришла материальная обеспеченность, но призрак голода преследовал ее всю жизнь. Даже защитив кандидатскую диссертацию, постоянно занималась разными приработками: шила на продажу шапки из кроличьего меха, вязала по заказам трикотажные вещи на специальной машине, сотнями покупала на Птичьем рынке по пять копеек инкубаторских цыплят и выращивала их на даче. В сыновьях она воспитывала самостоятельность, как бы приуготовляя их к жестокости лежащей перед ними жизни.
Вадим сказал, что пойдет работать на «Москабель» — там нужны прессовщики, он узнал. Мать одобрила. Решение сына ей понравилось, но она и виду не подала. Детство кончилось. В пять утра требовательно гремел будильник, с шести до девяти — смена в изолировочном цеху «Москабеля», к десяти Вадим успевал ко второму уроку в школе. Так и получилось, что английскую спецшколу он окончил, как тогда говорили, без отрыва от производства.
Все пять институтских лет (он поступил в МАИ, где учился старший брат), Вадим получал повышенную стипендию. Для него это был вопрос не престижа, а материальной независимости. Нельзя было и помыслить попросить у матери денег на карманные расходы — нарвешься лишь на презрительный взгляд. Зарабатывал сам — литейщиком, штамповщиком, сортировщиком на «Москабеле», ночным сторожем, уборщиком. Однажды в случайном разговоре в пивной прослышал про мытье окон в магазинах, платят вроде неплохо. Взял справочник, начал обзванивать магазины. В десятом сказали: приезжайте. За два дня заработал восемьдесят рублей — две стипендии. Сделал инструменты из гидровакуумной резины, ребята с химфака МГУ подсказали состав моющего раствора. Собрал бригаду, позвал в нее альпинистов из институтской секции — мытье окон в «высотках» было самой дорогой работой. Дело пошло. За лето Вадим зарабатывал по пять-шесть тысяч рублей чистыми. По тем временам, когда зарплата в двести рублей считалась приличной, деньги немалые. Но взятого в учебе уровня не снижал. Это было бы расхлябанностью, а расхлябанности он себе не прощал. Уже тогда понял: если хочешь чего-то в жизни добиться, нужно вкалывать, а не валяться на диване. Он не мог бы сказать, чего хочет добиться, но твердо знал, что это будут большие деньги, а не те гроши, которые он зарабатывает на мойке окон. Такие большие, чтобы о них не думать.
Всегда интересно, как наши успешные предприниматели заработали свой стартовый капитал. В этом интересе присутствует не то чтобы ревность, но как бы некий укор судьбе: почему они смогли, а я нет, что за несправедливость? Ведь начинали одинаково, с нуля, отмена запрета на частнопредпринимательскую деятельность была для всех, закон о кооперативах тоже для всех. Почему же они, суки, жируют, а я с трудом дотягиваю от получки до получки? Почему? Потому. Удача — дама капризная, она не любит ленивых и слабовольных.
Уже через год после окончания института Вадим возглавлял многопрофильный кооператив «Контингент». В нем были четыре хозрасчетных участка по мойке окон в магазинах и учреждениях, бригада альпинистов, обслуживающая высотные здания, четыре ремонтно-строительных подразделения. К 1989 году на счету «Контингента» было два миллиона рублей, свою часть прибыли Вадим складывал в раскладную тахту, в ящик для белья, он уже закрывался с трудом.