Выбор жанра

— С какой стати, мать? Подарок есть подарок, я тебя за язык не тянул.

— Не отдашь?

— А «пожалуйста»?

— Перебьешься!

Разговор происходил летом, часа в два ночи, на Ленинском проспекте, насквозь простреливаемым незаходящим солнцем полярного дня. В каменных дворах общежитий играли в волейбол, зеленел овес на газонах, по проспекту прогуливались парами и группками. Свидетелями разговора стали несколько общих знакомых, стычка их позабавила, а Анфису привела в бешенство.

— Последний раз говорю: отдай по-хорошему! — ледяным тоном предупредила она.

— И не подумаю.

— Смотри, хуже будет!

— Иди ты, мать, в жопу! — вежливо ответил Каминский.

На том и разошлись. По городу пошли слухи, что Каминский нечист на руку, вот — украл в квартире Пеньковых краги за 180 форинтов. Слухи активно распространяла Анфиса. Каминский встретился с Пеньком и потребовал унять жену. Слухи не прекратились. При следующей встрече Каминский слегка набил Пеньку морду и пообещал делать это регулярно, если эта сука не заткнется. В ответ Анфиса обратилась в суд и потребовала привлечь Каминского к уголовной ответственности за кражу венгерских автомобильных краг ценой в 180 форинтов.

Заявление принял судья Вячеслав Николаевич Ханжин, человек светский, завсегдатай всех городских тусовок, расторгавший брак у половины Норильска. Прежде чем решить вопрос о возбуждении уголовного дела, он, как это положено по закону, послал запрос о личности Каминского в Управление Норильской железной дороги. Там к запросу отнеслись со всей серьезностью и в отведенный правилами срок прислали характеристику, подписанную треугольником. В ней говорилось, что инженер Каминский прошел путь от сцепщика до заместителя главного инженера, является добросовестным грамотным специалистом и ранее в краже автомобильных краг замечен не был.

История о крагах превратилась в анекдот, какие так любят в небольших городах, вроде Норильска, где все знают всех.

Однажды в конце лета мы сидели с Ханжиным в его кабинете в городском суде и допивали пиво из полиэтиленового пакета — обычная для Норильска тара. Секретарша сообщила:

— К вам корреспондент из «Заполярной правды». Примите?

Всех ребят из «Заполярки» мы хорошо знали, но вошел незнакомый молодой парень в стройотрядовской куртке. Как оказалось, стажер из МГУ. Он прослышал про историю с крагами и загорелся написать про нее фельетон. Героем фельетона должна была стать Анфиса. Ханжин на эту тему говорить отказался:

— Дело не закончено, не имею права. Может быть, Виктор Владимирович расскажет, он лицо неофициальное.

Я сгонял стажера за новым пакетом пива и посвятил его в детали истории. Честно предупредил:

— О фельетоне и думать забудь. Шахиня не пропустит.

«Шахиня» — такое прозвище было у редактора «Заполярной правды» Мартыновой, женщины осторожной, прекрасно ориентирующейся во всех тонкостях отношений между начальственными лицами. — Не пропустит? — удивился стажер. — Но она одобрила тему.

Мы с Ханжиным переглянулись.

В городе главенствовал горком, партийная власть, но существовала и слабая оппозиция, из комбинатских. Она осталась со времен новой экономической политики, которую в середине 60-х годов пытался проводить Косыгин. Но поскольку при системе Косыгина реальная власть переходила к хозяйственным руководителям, а партия оказывалась как бы и не у дел, косыгинские реформы быстренько свернули. Но остались люди, помнившие о них, желающие их вернуть. Таким было все руководство комбината во главе с директором Владимиром Ивановичем Долгих.

Шахиня была близка к этой группе, но допустить, что она рискнет выставить на посмешище дочь заведующего отделом агитации и пропаганды, свояка Савчука, скомпрометирует тем самым самого Савчука — нет, на это она не пойдет. Что ты, самоубийство!

Стажер все-таки написал фельетон. Не очень смешной, но резкий. Он назывался «Как поссорились Илья Иванович и Анфиса Григорьевна». Фельетон разошелся по городу в списках, как самиздат. Все решили: на том дело и кончится. Ан нет. Однажды стало известно, что он подписан к печати и выйдет в субботнем номере.

Часов в десять вечера об этом сообщили Анфисе. Она кинулась к отцу, заведующему отделом пропаганды горкома, свояку Савчука. Он позвонил Шахине. Она говорила с ним холодно: вы не можете мне приказывать, я член бюро горкома, газета в подчинении первого секретаря горкома партии (в Норильске это так и было), только его распоряжения я обязана выполнять. Пришлось идти к Савчуку. Тот обматерил свояка и его дурищу-дочь и сказал, что дело уладит.

Но уладить оказалось не просто. Ночь, в редакции никого нет, редактор в типографии. Телефоны в типографии не отвечают. Наконец, ответил вахтер. Сходил узнал: Шахиня в наборном цехе, подойти к телефону не может. Пришлось Савчуку вызывать машину и ехать в типографию.

Шахиня встретила его невинным удивлением:

— Фельетон? Какой фельетон? С чего вы взяли? Нет в номере никакого фельетона.

Показала подписанные в печать полосы: фельетона не было. Не было его и в номере.