Выбор варианта

— Как ты собираешься проверить это, отец?

— Заставлю их самих съесть то, что привезли. Если там яд — казню.

Они говорили так, как будто ни меня, ни Даго здесь не было.

Мне стало страшно и противно…

26.

Поселили меня в маленькой комнатке. Узкое окно с одним слоем мутноватого стекла, деревянная кровать, под ней — горшок. Там же — плетеная коробка с лоскутами ткани — вытираться. Кровать застелена шкурой, белья нет. Укрываться нужно второй шкурой. Спать жестко. У окна — небольшой стол и что-то вроде креслица. Даже подушка есть на сидении. Камин топила служанка, приходила три раза в день и приносила еду, выносила горшок и молчала. Еду, кстати, приносили вполне гожую. Каши с мясом, овощные похлебки с мясом или сушеной рыбой, несколько раз — пирожки со сладкой начинкой. Взвар из сухофруктов, мед в отдельной плошечке, травяные чаи.

Три дня такой нервотрепки я выдержала. Я не знала, что и как с моими спутниками, живы ли они… Мне совершенно нечем было заняться, только перебирать мрачные мысли. Куда делись мои вещи, сменная одежда и прочее — я тоже не знала. Служанка приходила не одна. В дверях всегда стоял стражник, да не простой солдат, а обязательно десятник или как они тут называются.

На четвертый день есть я не стала. Ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Женщина всё так же молча приносила и уносила еду, так же стоял в дверях вояка.

Пятый день прошел еще хуже — пить я тоже не стала. Просто не вставала с кровати, лежала повернувшись лицом к стене и гоняла одну и ту же мысль — чем казнят, лучше уж сама. Просто усну и не проснусь. Всяко легче, чем если пытать будут или что они тут делаю с пленными…

Часто думала и о еде, да… Есть еще хотелось. Но я знала, что через несколько дней аппетит пропадет. Нужно просто потерпеть.

Шестой день принес некоторые изменения. Думаю, или служанка или вояка кому-то сообщили о моем поведении. Вместе со служанкой в комнату зашла полная, крепкая женщина. Лет сорок-сорок пять, не больше.

— Не ешь чего? Али не по нраву тебе? Дак скажи, чего хочешь — принесут.

— Я не скотина, так жить. Лучше сразу сдохнуть, уважаемая, чем в таких условиях существовать.

— Ох тыж, какие такие тебе условия еще нужны?!

— Даже корове каждый день вымя обмывают, а я который день неумытая, нечесаная… Я, чай, не собака приблудная — терпеть такое.

Тетка задумалась. Потом сказала:

— Зови меня Даймой. Тебя-то как величать?

— Рава Лейна.

— Да неужто и в правду грамоту знаешь?!

— Знаю, только на другом языке. Я хочу знать, где все мужчины, что приехали со мной. И еще — мне нужны мои вещи, там короб с ними на телеге был. Я хоть вязать буду, а то от безделья можно и с ума сойти.

Чувствовала я себя не слишком хорошо. Немного кружилась голова от слабости. Слишком долго я лежала неподвижно.

— Вот что, девка, ты сейчас поешь…

Я повернулась к ней спиной и снова легла.

— Да что ж такое-то! Чего тебе не так-то опять?

Я аж подпрыгнула на кровати этой деревянной!

— Не смей называть меня девкой!

Дайма явно растерялась.

— Дак ежели ты в деревне живешь и не замужем — девка и есть! По другому-то как-то и невежливо получается. Ты, все-таки гостья тиргуса, как же я по другому-то стану говорить?

— Гостья?!

— Так гостья и есть! Тиргус велел тебя привести к нему опосля завтрака, а ты есть не хочешь! А умыться — так ща скличу служку — принесут тебе. А вещи — то у тиргуса спросить нужно будет…

Я немного подумала и встала с кровати. Служанка принесла кувшин теплой воды, молча расчесала мне волосы, я поела. Дайма все это время сидела на моей кровати и молчала. Взвар я выпить не успела.

В дверь заглянул вояка и сказал одно слово:

— Ждут.

— Давай-ка поторапливайся. Тиргус ожидать-то не любит!

Отправились втроем — Дайма, следом я, за мной — вояка. Не взирая на габариты, двигалась она ловко, шагала так плавно — как в хороводе плыла.

Шли мы длинными узкими коридорами, спустились по кольцевой лестнице, перешли в другое здание… Я знала точно — обратную дорогу я не найду.

Резную дверь в жилые покои тиргуса охраняли двое военных. Наш провожатый остался за дверью, а Дайма, подхватив меня за руку, провела еще по одному коридору и втолкнула в светлую комнату.

Тиргус изволил принимать меня в своем кабинете. По-другому это помещение и назвать было нельзя. Несколько полок со свитками пергамента, большая карта из кусков раскрашенной кожи на стене, большая часть карты задернута серой шторкой, торчит только кусок.

Несколько цер на большом столе и чистые, и с записями. Все сдвинуто к краю, а на свободной половине стола кинута вышитая маленькая скатерка и наставлены тарелки с пирогами, с какими-то тестяными изделиями, плошечка с медом, к ней четыре ложки и большой парящий горшок. Похоже, мужчины чайку решили выпить. Сидели за столом трое. Сам лацита тирус, его сын и еще один пожилой упитанный мужик с большими темными усами. Тоже, видать, не из простых.

Дайма поклонилась мужчинам, подошла к столу и ловко кружкой разлила чай в три приготовленные посудины. При этом ворчала:

— Опять не позавтракали нормально, обормоты! Вот хозяйки на вас путней нет! Она бы вас быстренько построила по росту!