Выбор в любви

Четвероногие охранники оказались чудесной компанией и очень скоро полюбили Энн, решив, видимо, что это ангел, ниспосланный им с каких-то там «собачьих» небес в награду за примерное поведение. Да и кто другой мог бы вот так выгуливать их часами, давать свободно побегать по лесам и лугам, а нередко и угощать бисквитами и шоколадками!

Постепенно, по мере того как ее кожа начала бронзоветь под лучами щедрого июньского солнца, Энн обрела долгожданные покой и умиротворение. Теперь она крепко спала по ночам, а каждое утро встречала отдохнувшей и посвежевшей.

К тому же кончился период ночных дежурств у Морин, и теперь все вечера они проводили втроем, за что Энн была несказанно благодарна судьбе. Обычно она уходила в свою комнату сразу же после ужина, избегая повторять ошибки прошлого. Энн уже поняла, что оставаться вдвоем с Ником — значило обречь себя на испытания, к которым она не была готова.

А он, казалось, и не замечал ее отсутствия. Сразу же после того вечера с разглядыванием семейного альбома между ними установились спокойные, чуть холодные, но неизменно вежливые отношения, которые бывают между хорошими знакомыми, и не более того. Энн поначалу это разочаровало и даже немного разозлило, но она рассудила, что ведь сама же этого хотела…

Нет, жаловаться ей было не на что. Но Энн не могла избавиться от ощущения мистического присутствия рядом с собой Ника даже по время своих выходов на природу. Это было странное чувство, и поначалу оно показалось Энн диким и нелепым. Но постепенно она поняла, что Ник Хартли просто не идет у нее из головы.

С этим нужно было что-то делать. Поэтому в один прекрасный день — хотя они все были прекрасными — ноги сами привели ее к лавке на окраине, над которой красовался огромный деревянный палец, указующий на вход.

— Здравствуйте, барышня. Отличная погода сегодня, вы не находите? — Сморщенная старушка улыбнулась ей из-за старинного массивного кассового аппарата. — Вы ведь та самая приезжая, что остановилась у нашего ветеринара. Я угадала? — Она смешно затрясла седой головой — совсем как птица, чистящая перышки.

— Да, угадали. — Морин уже поведала Энн, что ее приезд с первого же Дня ни для кого секретом не является: Слоу — городок маленький и здесь каждый знал каждого. — Я в отпуске — на недельку-две.

— И правильно сделали, что выбрали наши места, барышня. Вам здесь понравится, а здешний воздух добавит румянца вашим щечкам.

Старушка одарила Энн еще одной ослепительной улыбкой и вернулась к своим делам за прилавком, где стояла огромная плетеная корзина, а рядом лежали куски ароматной домашней ветчины и прочая снедь. Очевидно, продавщица готовила чей-то заказ, и Энн решила не мешать ей и пройтись по магазинчику.

Ей казалось, что она вернулась в далекое прошлое: таким древним и наивно-бесхитростным было все в этой простенькой лавчонке. Возбуждающий запах свежевыпеченного хлеба и домашней ветчины наполнял тесную комнату, а под стеклом прилавков взгляд привлекали разнообразные сорта сыра, холодное мясо и маленькие баночки с домашними джемами и маринадами… Энн с трудом верилось, что на дворе — двадцатый век!

Наконец она направилась к кассе, решив, что нужно купить немного сыру и всего необходимого для салата, прежде чем отправляться на ежедневную прогулку. Ник категорически воспротивился ее попыткам заплатить ему за стол и комнату, но про себя Энн твердо решила, что перед отъездом обязательно оставит ему какие-то деньги за гостеприимство. Перед отъездом…

— Как у вас тут здорово! — Энн сама удивилась, как естественно начала подбираться к цели своего визита сюда. — Природа здесь просто великолепна.

— Точно. Только вы знаете, барышня, это — взгляд со стороны. Зимы у нас случаются суровые; бывает, мы на недели оказываемся отрезанными от мира из-за обильных снегопадов.

— Да что вы? — Итак, наступал нужный момент. — Но к вам все равно приезжают много отдыхающих и тех, кто захотел здесь поселиться насовсем. Кажется, родители рассказывали мне о какой-то женщине, переехавшей в ваш городок много лет назад…

— Да? И когда же это? — Продавщица закончила паковать корзину и протянула руку за куском сыру, выбранным Энн, чтобы взвесить его на допотопным железных весах.

— Вроде бы… — Энн провела языком по внезапно пересохшим губам. — Около двадцати лет назад. Или вроде того… Ее звали Линда.

— Линда? — Продавщица снова по-птичьи нахохлилась. — Знаете, барышня, я все время тут живу и не припомню никакой Линды. Единственная Линда, которая приходит на ум, — это дочурка миссис Денем, но ей всего пять.

— Кажется, ту женщину звали Линдой. Линдой Джонс, — стараясь сдерживать себя, настойчиво повторила Энн.

— Возможно, вы правы. Всегда кто-то приезжает и уезжает незамеченным, разве всех упомнишь? Может, она пробыла у нас недолго? Не все же остаются…

— Да, не все.

Продолжить разговор Энн не удалось. В лавку вошла молодая женщина с двумя чрезвычайно шумными сорванцами-близняшками, и момент был упущен.