Клинг прочитал и перечитал письмо. Он читал его в третий раз, когда вернулся Бун, уже при галстуке и в спортивной куртке. Стопроцентный американец в стопроцентной китайской комнате.
– Вы не пробовали эти сигареты? – спросил Бун, вынимая одну из медной шкатулки. – Английские!
– Пробовал, – сказал Клинг. – Давайте поговорим об этом письме.
Бун закурил и взглянул на часы.
– У меня ещё есть несколько минут, – сказал он. – Что вы обо всем этом думаете?
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Валяйте.
– Во-первых, почему «Тед, дорогой», а не «дорогой Тед»? В таком обращении гораздо больше интимности. Ваши отношения позволяли это?
– Интимность тут ни при чем, – сказал Бун. – Анни писала так всем, поверьте мне. Такая уж у неё была манера.
– А что значит вот это? – спросил Клинг и прочитал: – «Я знаю, как ты относишься к Монике и что собираешься предпринять».
– Ничего особенного...
– А все-таки?
– Она знала, что я люблю дочь и что я...
– Продолжайте.
– Что я... что я люблю её, вот и все.
– Все, да не совсем. Что вы собирались предпринять такое, о чем знала Анни?
– Затрудняюсь ответить. Наверное, она имела в виду мое желание видеть Монику чаще.
– И поэтому написала, что должна на вас злиться?
– Разве она так написала?
– Прочтите сами, – сказал Клинг, протягивая письмо.
– Зачем, я вам верю, – сказал Бун, пожимая плечами. – Я не знаю, что она имела в виду.
– И не догадываетесь?
– Нет.
– Допустим. А что за письмо она получила? Вам что-нибудь об этом известно?
– Ничего.
– Когда вы уехали в Коннектикут?
– В пятницу, седьмого. Утром.
– А точнее?
– Я ушел из дома часов в восемь.
– С какой целью вы туда отправились?
– Клиент заказал мне портрет.
– Вы полагали, что это займет два выходных дня?
– Да.
– Когда планировали вернуться?
– Хотел попасть к себе в студию в понедельник с утра.
– Попали?
– Нет.
– Когда же вы вернулись?
– В понедельник, в одиннадцать часов вечера.
– В тот самый вечер, когда была убита Анни?
– Да.
– И вы сразу позвонили ей на работу?
– В одиннадцать-то вечера?
– Пожалуй, вы правы. Вы справились у телефонистки, звонил ли вам кто-нибудь?
– Да. Звонила Анни.
– Вы ей не перезвонили?
– Нет.
– Почему же?
– Я думал, ничего срочного, подождет до утра. Я тогда ужасно устал, мистер Клинг.
– А наутро вы не пытались до неё дозвониться?
– Утром я прочел в газете, что её убили.
– Ладно. Если вы не против, я захвачу с собой письмо. Оно может нам пригодиться.
– Разумеется. – Бун пристально поглядел на Клинга. – Вы по-прежнему считаете, что я имею к убийству какое-то отношение?
– Я бы сказал так: в том, что вы рассказали, есть некоторые противоречия.
– Когда именно была убита Анни?
– Коронер считает, что в десять тридцать.
– Тогда я вне подозрений.
– Почему? Только потому, что вы утверждаете, будто приехали в город в одиннадцать вечера?
– Нет. Потому что с десяти до половины одиннадцатого я был в одном ресторанчике. Оказалось, что его владелец очень интересуется фотографией, и мы с ним разговорились.
– Что за ресторанчик?
– Называется «Колесо». В сорока милях от города. Я просто не мог её убить. Проверьте. Владелец меня должен был запомнить. Я ещё дал ему свою визитную карточку.
– Говорите, в сорока милях от города?
– Именно так. По тридцать восьмому шоссе. Можете проверить.
– Проверим, – пообещал Клинг. Он встал, направился к двери, но у порога обернулся. – Мистер Бун! – сказал он.
– Слушаю?
– Пока мы выясняем, что к чему, не ездите в Коннектикут на выходные.
Юридическая контора Джефферсона Добберли словно сошла со страниц «Больших надежд» Диккенса. Комнаты были маленькие и какие-то заплесневелые, в косых лучах солнца плавали пылинки. Полки в приемной, коридоре и кабинете были уставлены увесистыми юридическими справочниками.