Выбор (СИ)

Она только успела переодеться и раскрыть первую историю болезни, готовясь к обходу, как дверь ординаторской распахнулась и мужчина, который, несмотря на нанесенную обиду, продолжал занимать ее мысли, вошел в кабинет.

— Татьяна Сергеевна, где документы Ольховской из восьмой палаты? Я же говорил, что они нужны мне побыстрее!

— Простите, Павел Владимирович, — доктор, делившая кабинет с Лизой, выглядела смущенно и растерянно. — Я как раз собиралась к вам, только анализы до сих пор не поднесли.

— Как это не поднесли? — Соболев нахмурился, а Татьяна развела руками.

— Не готовы еще. Какие-то там задержки в лаборатории.

— Вот как… — Павел говорил негромко, но в его голосе прозвучали стальные ноты. — Я ведь просил вас это проконтролировать! Хоть действительно сам все делай!

Щеки Олдиной порозовели от волнения.

— Я же говорю, в лаборатории какие-то задержки…

— Задержки бывают у женщин, когда они оказываются беременны! И это единственный допустимый вариант задержек. А в работе ничего подобного быть не должно!

— Я сейчас же туда позвоню и все выясню, — Одина выглядела настолько виноватой, что Лизе стало ее жаль. И одновременно внутри поднялось возмущение в адрес Соболева. И как только он мог вчера показаться ей галантным и обходительным? Грубый и резкий тип, абсолютно бесчувственный к тому, что его слова могут причинить кому-то боль или обидеть. Татьяна вон, едва не плачет, а он не замечает ничего.

— Я жду, Татьяна Сергеевна. И надеюсь, в это раз вы будете более оперативной.

Женщина быстро закивала и снова начала извиняться.

— Конечно, Павел Владимирович. Простите меня за такое упущение.

Лизе стало противно. И этот человек метит на место заведующего. С таким-то отношением к коллегам. Страшно представить, какую диктатуру он может устроить, достанься ему эта должность в действительности.

— Не с той ноги встали, Павел Владимирович? Или ночь не задалась? Спали плохо? — понимала, что перегибает палку, говоря о вещах, которые не обсуждают на работе, но остановиться не могла: слишком сильно зацепило ее произошедшее. — Так это не повод хамить и срываться на сотрудниках.

Если до этого момента мужчина вел себя так, будто кроме него и Олдиной в кабинете никого не было, то теперь явно заметил Лизу. Застыл на какое-то время, будто опешив, а затем медленно перевел на нее взгляд, и она поразилась гневу, что отчетливо читался в его глазах. На мгновенье подумала даже, что он закричит сейчас или, того хуже, набросится на нее. Но Соболев прикрыл глаза на несколько мгновений, а затем произнес нарочито тихо, но отчетливо:

— Спал я действительно плохо, но к делу это не имеет никакого отношения. То, что должно быть сделано — должно быть сделано, — его губы скривились в недоброй усмешке. — Уж простите за тавтологию. И я не помню, чтобы спрашивал ваше мнение. Поэтому занимайтесь своими прямыми обязанностями, Елизавета Андреевна, и не вмешивайтесь в те вопросы, которые вас никоим образом не касаются.

Он обернулся к Олдиной.

— Татьяна Сергеевна, жду документы, — и вышел.

— Спал он плохо, — раздраженно повторила Лиза, глядя за закрытую дверь, за которой скрылся Соболев. — Отличная отговорка. Не понимаю, как можно позволять себе такое поведение! Из-за того, что у него что-то там ночью не состоялось так, как хотел!

— Да что вы, Елизавета Андреевна! — всплеснула руками Татьяна. — Как вам такое в голову пришло? Он же всю ночь в клинике провел.

Лиза в изумлении уставилась на нее.

— Как это? Он же не дежурил сегодня. Я сама видела, как вчера уходил домой.

То, что случилось после его ухода с работы, вновь отчетливо всплыло в памяти, и Ильина ощутила, как заполыхали щеки, и от того ее раздражение стало сильнее. Теперь собственная слабость накануне вечером выглядела еще более ужасно.

— Ну да, а потом вернулся, — вздохнула Олдина и пояснила. — Вызвали его. Женщину привезли после аварии. Он всю ночь в операционной провел.

Стало холодно. Еще до того, как прозвучали следующие слова, Лиза почему-то знала уже, что услышит.

— И?

Татьяна печально покачала головой.

— Ребенка спасти не удалось. Чудо, что хотя бы мать выжила, там шансов почти никаких не было. Все-таки у Павла Владимировича золотые руки! А то, что он из-за документов так строг, это потому, что переживает из-за пациентки. Там тоже тяжелый случай и медлить нельзя никак.

Лиза поежилась от нарастающего чувства стыда. Что же она натворила? Зачем только наговорила столько всего, не разобравшись, в чем дело?

— Какой срок… был?

— Тридцать две недели, — Олдина снова вздохнула. — Вот ведь как бывает. Столько времени ждать малыша, готовиться к его появлению, радоваться, мечтать… А потом раз — и все. Из-за какого-то пьяного подонка…

В следующий раз Лизе удалось увидеть Соболева только к концу дня. Как ни хотела женщина поговорить раньше, чтобы извиниться за свои опрометчивые заявления, обстоятельства как будто были против нее.