Выбор сердца

— В юридический отдел — нет! — отрезал он. — Я туда толкового парня, наконец, нашел. Работает нормально и без этих ваших женских штучек: больничные, декретные. Если устроит другое место, подумаю.

— Устроит, — поспешно согласилась она.

— Ладно, — добродушно проворчал он, — позвони мне в начале следующего месяца. Что-то придумаем…

Коля снова пришел без предупреждения. Когда раздался входной звонок, она точно знала, что это он. И впервые за годы их знакомства, прежде чем ему открыть, посмотрелась в зеркало.

Он был без цветов, но с игрушкой. Большой мягкой обезьянкой.

— В Германии купил. Я в тот раз сонный был, забыл дома. Тебе и Кате.

— Спасибо! Какая красивая!

Катя тоже оценила обезьянку по достоинству: потаскала ее по полу, полежала на ней, а потом стала грызть ее кожаный нос. Они смотрели на ее манипуляции с новой игрушкой и время от времени обменивались улыбками. Даша то вскидывала на Колю взгляд, то снова опускала глаза. А он смотрел на нее все чаще и пристальнее.

— Ты чего? — не выдержала она.

— Ничего, — он улыбнулся и пожал плечами. — А у меня еще кое-что есть для тебя.

Он достал из брошенной на пол сумки бутылку голубого цвета.

— Белое вино, немецкий рислинг. «Либфраумильх» называется. «Молоко Богородицы». Но у нас его почему-то называют «Молоко любимой женщины».

Он указал на этикетку. При упоминании о молоке щеки ее вспыхнули, а сердце замерло в сладостном предчувствии. Стараясь не обнаруживать своего смятения, Даша протянула руку к этикетке с изображением Мадонны с младенцем, и ее ладонь оказалась на его запястье. Николай быстро накрыл ее второй рукой:

— Я знал, что так и будет.

Она не отняла руки и не подняла лица, потому что почувствовала, что сейчас расплачется. Он держал ее руку в своей и молчал, словно ожидая ее ответ. И когда она справилась с нахлынувшим волнением и отважилась посмотреть ему в лицо, сказал:

— Я же говорил — ты меня полюбишь.

Он склонился к ней. Даша, запрокинув голову, привстала на цыпочки и закрыла глаза в ожидании поцелуя…

Но тут раздалась громкая трель дверного звонка. Даша вздрогнула и открыла глаза. Лицо Коли было совсем близко, и его черные глаза казались глубокими, как два колодца.

— Кто это? — с досадой спросил он.

— А сегодня суббота?

— Да.

— Воронов, — обреченно вздохнула она.

Коля рассмеялся и крепко обнял ее:

— Всю жизнь мечтал, чтобы меня накрыли с чужой женой! Мне куда? В шкаф? Или на балкон?

— Очень смешно, — укоризненно покачала она головой.

Звонок повторился, уже длиннее и требовательней. Даша пребывала в растерянности. А Колька забавлялся ее состоянием.

— Придется открыть, — сказал он.

— Да, конечно, — ответила она, понимая, что промедление выглядит подозрительно, и пошла к двери.

По случаю выходного Валерий нарядился в светлые брюки и белую рубашку. В его руках тоже была бутылка вина. Настроение у мужа, судя по всему, было превосходное.

— Здравствуй, — поцеловал он ее в щеку и протянул вино. — Это к обеду. Что ты сегодня приготовила?

Даша ничего не готовила и вообще забыла, что он обещал прийти. Поэтому не ответила. Она отступила вглубь коридора в ожидании, пока он снимет обувь.

— Где Катя?

Воронов по-хозяйски прошел в комнату и растерянно остановился, увидев гостя.

— Здравствуйте, — холодно произнес он, переводя взгляд с Коли на жену. — Даша, ты нас познакомишь?

Тон, которым он это сказал, и ставший вдруг угрожающим вид Коли побудили ее к решительным действиям.

— В этом нет необходимости. Он уже уходит.

Колька метнул на нее возмущенный взгляд, но Даша чуть улыбнулась ему и качнула головой в сторону двери. Он озадаченно посмотрел на нее, но послушно направился прочь из квартиры. Даша вышла за ним на лестничную площадку и прикрыла за собой дверь.

— Подожди во дворе, — шепнула она, доверчиво обняв его за шею и поцеловав в щеку, — я все сделаю сама.

Воронов сидел на диване и смотрел на Катю в манеже. При ее появлении он недовольно начал:

— И кто это был?

* * *

Колька вышел во двор. На улице было жарко. Зелень на раскидистых деревьях уже местами пожухла от палящего солнца. Но трава в дальнем углу двора была все еще свежей. Над ней сохло влажное белье, вода с только что выстиранных простынь капала на землю. Вероятно, таким поливом и объяснялся этот оазис.