Выбор оружия

Извлек из чемодана сачок – полупрозрачный марлевый кошель с металлическим ободом и разборной рукоятью, которую следовало свинтить. Выложил жестяные коробки, в которые уложит пойманных бабочек, и блокноты, куда станет заносить имена, названия городов и селений, беглые, пойманные на лету впечатления. Это были орудия экспансии, с которыми он устремится в глубь континента, вклинится в джунгли, в лагеря партизан, в расположения ангольских бригад. И навстречу ему полетят невесомые разноцветные бабочки и свистящие пули.

Он разделся и принял душ. Застыл под шипящими щекочущими струями, чувствуя прикосновение африканской воды. Стоял посреди номера, голый, мокрый, растираясь мохнатым полотенцем, глядя сквозь окно в океан. Дышал африканским воздухом, омывался африканской водой, ловил зрачками свет африканского неба. Сочетался с континентом, вливаясь в его загадочную жизнь.

Оделся. Раскрыл телефонную книгу. Нашел телефон триста шестого номера и, услышав моложавый, с бодрыми интонациями голос, сказал:

– Ричард, это я, Виктор Белосельцев!.. Не хочешь на меня посмотреть?..

– Боже мой, Виктор!.. Я звонил в аэропорт, знаю, что ты прилетел!.. Спускайся вниз, на веранду, пообедаем!

– Спущусь через двадцать минут.

Лучистый, в бесчисленных вспышках солнца океан. Стена с африканской маской. Бодрый, моложавый голос Маквиллена.

Они сидели с Маквилленом на открытой веранде, у балюстрады, за которой лежала нежно-бирюзовая лагуна с далеким городом, напоминавшим розовое видение. Венские плетеные стулья были безукоризненно белые, на белой скатерти сверкал фарфор, темнела бутылка с красным португальским вином, блестел прозрачный стеклянный колпак, накрывавший плоды и сладости. Белосельцев улыбался, отвечал на шутки и радостные замечания Маквиллена. Зорко рассматривал близкое худое лицо с сухими узкими губами, желтые гладкие волосы, синие, из-под белесых бровей, глаза. Моложавый, загорелый, живой, с белыми крепкими зубами, в кремовом, вольно сидящем костюме, он искренне радовался Белосельцеву. Пил за его здоровье, источал радушие. Принимал далекого гостя из северных студеных стран, прилетевшего в его родную Южную Африку. Но то ли туманное высокое солнце, словно вырезанное из фольги, по-особому освещало их обеденный стол, то ли близкая бело-голубая лагуна источала особый мерцающий свет, но лицо Маквиллена, его худые чуткие пальцы, светлые глаза, ткань пиджака казались посыпанными легчайшей металлической пыльцой, серебристой искрящейся пудрой. Будто он был создан не из живой плоти, а из легкого сплава, как летательный аппарат, способный быстро взмывать, перемещаться, менять направления, выдерживать удары и перегрузки.

– Невероятно, Виктор! Когда приглашал тебя, не верил, что ты прилетишь! Не верил, что такое возможно! Пускай другие охотятся на антилоп в Кении или на медведей в вашей холодной Сибири. Мы же поохотимся с тобой на бабочек в африканском буше. Уверен, ничто не сравнится с нашей охотой!

– Признаться, я тоже не верил в возможность встречи. Думал, так и будем с тобой всю жизнь обмениваться бандеролями. Ты – мне своих бабочек, я – тебе. Но вот случилась командировка, и мы смогли повидаться.

– Два совпадения. Тогда, в Брюсселе, в музее, у стенда с африканскими бабочками. И теперь, в Луанде, на берегу этой чудесной лагуны. Слишком много совпадений, не так ли? Похоже, Господу Богу угодно, чтобы мы постоянно встречались.

– А помнишь ту красную нимфалиду, похожую на крохотную средневековую алебарду, которой ты восхитился, и я откликнулся на твое восхищение? Именно так началось наше знакомство. На следующий год я оказался в Нигерии. Там наши фирмы строят нефтепровод. Я писал очерк об этом строительстве, а в свободное время в джунглях ловил бабочек. И представляешь, поймал эту красную нимфалиду. Она у меня в коллекции. Гляжу на нее и вспоминаю нашу брюссельскую встречу.

Они смотрели друг на друга, улыбались, наслаждаясь этим невероятным стечением обстоятельств, позволившим им повидаться опять. Двум знатокам и ценителям, одержимым утонченной восхитительной страстью, отличавшей их от остального человечества. Эта страсть делала их членами тайного ордена, приобщала к сокровенному братству, эмблемой которого служил сачок, накрывший разноцветную бабочку.

– Значит, ты получил задание написать о войне в Анголе. – Маквиллен наливал ему в бокал черное густое вино, роняя на скатерть рубиновую каплю. – В Лубанго, куда мы летим, идут боевые действия. Совместишь работу и развлечение. Пойманные бабочки будут одновременно твоим военным трофеем.

– Но почему ты выбрал именно Лубанго? Стоит ли тебе так рисковать? – Белосельцев пригубил вяжущее ароматное вино, глядя на медленные водяные круги, волновавшие розовое отражение. – Ведь есть спокойные, не охваченные войной районы.

– Мне надо быть в Лубанго. Моя фирма поставляет туда оборудование. После ухода португальцев город приходит в упадок. Я заключил хороший контракт. Тоже хочу совместить работу и развлечение.