Выбор курса

— За тебя! — ответила Анна и выпила одним глотком все, что было у нее в бокале.

— Повторим!

— Через два часа прыжок, — напомнил Эрик, наполняя бокал девушки. — Ты уже пробовала?..

Он имел в виду, входила ли она в прыжок подшофе, но Анна поняла его так, как хотела, а она, судя по всему, хотела сейчас вполне определенных вещей и собиралась больше ни в чем себе не отказывать.

— Я много чего пробовала, — усмехнулась она. — Чего я ни разу не пробовала…

Но договорить фразу не смогла, ее прервал Эрик.

— Я тоже, — кивнул он, отдавая ей бокал.

— Если ты скажешь, что умеешь читать мысли, я тебе поверю!

— Нет, Нин, не умею, просто у дураков мысли сходятся.

— Это ты с руза перевел?

— Как догадалась?

— На франке говорят иначе, — улыбнулась девушка и сделала еще один глоток. — Les beaux espris se.

— Великие умы сходятся, — кивнул Эрик. — Это Вольтер сказал.

— Кто такой Вольтер? — нахмурилась Анна.

— Да был такой философ на Старой Земле…

— Господи, Эрик, а это ты откуда знаешь?! — От удивления Анна забыла даже про свой коньяк и про свои «откровенные» желания, кажется, тоже.

— Тебе какую версию, цензурную или нецензурную? — А вот Эрик про коньяк не забыл, спросил и тут же сделал аккуратный глоток.

— Давайте, граф, нецензурную, — пожала плечами Анна. — Поздно уже жалеть.

— Я тебе уже рассказывал про Эвр?

— Да. Ты там…

— Начало пропустим, — остановил ее Эрик, — оно все равно к Вольтеру никакого отношения не имеет. Но в семь лет… Ну, я думаю, что мне тогда было около семи, я ведь не знаю точно, когда родился… В общем, в семь лет я попал в приют в маленьком городке. Городок этот — он называется Туманная долина — расположен далеко от крупных центров, в диких, неосвоенных горах… Неважно. Важно другое, люди там, Нин, живут, как жили когда-то до технической революции на Старой Земле. Очень простая жизнь. Незатейливая. Никакого головидения, никакой электроники… Но зато там была библиотека бумажных книг, которой, так уж вышло, пользовался я один. В горах холодно не только зимой, а сплю я мало. Три-четыре часа, не больше.

— Серьезно? — не поверила ему Анна.

— Слово офицера, — улыбнулся Эрик, придумав хороший, как ему показалось, ход. — Сама сможешь убедиться.

— Трепло! — Анна наконец вспомнила о коньяке и сделала еще пару глотков. — Так что там со сном?

— Ночью все спали, а я читал. Впрочем, не ночью тоже. Надо же было чем-то занять свой день?

— А учиться когда?

— Видишь ли, Нин, в приюте не было учителей. Были малограмотные наставники, которые учили детей азам грамоты и арифметике, ну и всякой прочей ерунде по мелочам. Был еще священник… лютеранский пастор… В общем, жили мы там просто. Шесть часов в день работали на благо приюта. В этом я всегда участвовал от и до. Затем четыре часа занятий, на которых мне нечего было делать, так как и читать, и считать я уже умел, и два часа закона божия, но я и там был предоставлен самому себе. Пастор не хотел, чтобы я мешал ему, задавая умные вопросы, а мне было все равно что читать: Библию или Коран. Я вырос среди такой швали, которая ни во что не верила… Ну, и я был таким. Поэтому большую часть дня был предоставлен самому себе. Поесть, помыться, подраться, наколоть дров, поплавать в горном озере и снова подраться… В общем, у меня оставалась масса свободного времени, чтобы читать все подряд. Ну, я и читал. Узнал, знаешь ли, массу всякой всячины, до сих пор все думают, что это результат прекрасного домашнего образования.

— Знаешь… — бокал Анны снова опустел, и она протянула его Эрику. — Я знаю, ты никогда не врешь. И все, что ты рассказываешь, правда. Но слушаю тебя и не верю.

— Почему? — спросил Эрик, наливая коньяк в ее бокал.

— Наверное, потому что, если поверить во все это, можно сойти с ума от жалости и гнева, — она взяла из его руки бокал и на мгновение опустила взгляд. — То, о чем ты рассказываешь… Я думаю, ты не рассказываешь и малой доли правды о том, через какой ад тебе пришлось пройти. А мне, чтобы додумать, просто не хватит воображения. И еще потому, что в большинстве случаев ты больше граф, чем все, кого я знаю.

— А не в большинстве?

— А не в большинстве… — она снова подняла взгляд, но ничего не говорила, потому что пила.

— А не в большинстве, — повторила, покончив с третьей порцией коньяка, — ты такой мужчина, что рядом с тобой начинают подкашиваться ноги и кружиться голова…

— По-моему, тебе хватит! — кивнул он на пустой бокал.

— Почему?

— Потому что ты говоришь сейчас вещи, о которых потом будешь жалеть.

— Не буду. Налей!

— Нин, а ты для чего сейчас пьешь? — спросил Эрик. — Для храбрости или как анестетик?

— Дурак! — улыбнулась девушка. — Мне просто… Впрочем, ты прав, — кивнула, соглашаясь. — Наверное, для храбрости… Ты вот не знаешь, наверное. Но я еще тогда, в академии… Увидела, что ты творишь, как дерешься… и… Ты ведь не воспользуешься всем этим мне во вред?

— С ума сошла? — От возмущения у Эрика даже настроение испортилось. — Ты что сейчас сказала?

— Прости!

— Ерунда! — отмахнулся он, но на самом деле горечь из души никуда не исчезала.