Выбор. Иное

Мы встаем рука об руку над гаснущим костром. Что сказать ей после всего? Не знаю… Просто чувствовать ее рядом, тепло руки, наши сердца бьются одним пульсом в крепко переплетённых пальцах. Не отпущу, никогда.

– А знаешь… Я ведь еще вчера что-то почувствовала.

– Что ты почувствовала?

Роберта посмотрела на меня, задумалась, заговорила, осторожно подбирая слова, словно опасаясь произносить запретное.

– Что ты совсем другой. Сначала я подумала, что ты… Нет… Он изменился, что-то понял, одумался… Потом решила, что это просто какая-то игра, очередная ложь. Но… Сегодня, на фабрике… Твой голос… Твой взгляд, у тебя совсем другой взгляд. Там, внутри, не он – совсем другой человек, смотрит так прямо, внимательно. От этого мне бывает страшно. И так хорошо. Он никогда так не смотрел, никогда не умел заботиться о других. Он умел говорить так ласково… И как он был жесток при этом… А ты… Ты говоришь совсем иначе, иногда даже жестоко. Твое лицо иногда пугает, твой взгляд может замораживать… Как ты говорил со мной, когда отправил пить воду, как смотрел… Я испугалась, правда. А когда шла в дамскую комнату, подумала – он ведь хочет мне хорошего, беспокоится и волнуется. И улыбалась, – она порывисто вздохнула, чуть беспомощно пожав плечами, – когда же ты сегодня заговорил о венчании, о ребенке… Я окончательно поняла, что ты – не он. Он был совсем другой и никогда бы так не сказал. Я молила о чуде, о помощи, о спасении. Значит, и вправду Небо услышало… Или… Не знаю, милый… Но, пусть…

Вот и все. Пока я колебался и сомневался, Берта все сделала за меня сама. И что теперь? В голове пустота, я не знаю, что сказать. Мне кажется, что мир вокруг стал хрупким и прозрачным, произнесу что-то – и все исчезнет, развеется дымом, полночным видением после пробуждения. Не хочу. Не хочу!

– Берта, я…

– Шш, любимый… Не надо ничего говорить.

Роберта внимательно смотрит мне в глаза, поднимает руку. Пальцы осторожно касаются самыми кончиками, медленно очерчивают глаза, скулы, брови… Такая неожиданная ласка…

– Берта, я…

Пальцы ложатся на губы, останавливая.

– Ничего не надо говорить, не надо.

– Что мы будем со всем этим делать?

– Ничего не будем. Мой милый любимый… Клайд.

Я замер.

– Клайд?

Она положила ладони мне на плечи и наклонила к себе, глаза в глаза. Шепнула.

– Ты – Клайд. А он… Тень. Без имени, без следа, без памяти. Да?

Долго, очень долго молча смотрим друг другу в глаза. Тихо прошептал в ответ, хриплый голос с трудом находит дорогу в пересохшем горле.

– Да. Знаешь…

– Что?

– Перед тем, как я вышел из его дома, он… Он заговорил со мной.

Почувствовал, как Роберта напряглась, обнял и прижал ее к себе. Она спрятала лицо у меня на груди и тихо спросила.

– О чем?

– Убеждал не идти к тебе. Что ты…

Я запнулся, не решаясь продолжить. Она шепнула.

– Не молчи… Что – я?

– Что ты ждёшь и любишь его, не меня. Что узнав правду, ты меня возненавидишь, как его убийцу, что… Уйдешь. Он говорил так убедительно, так вкрадчиво…

Послышался горький смешок.

– Да, он умеет уговаривать… Но ты не поверил ему. Ты пришел. Почему?

– Ведь я люблю тебя… И никогда тебя не отдам, ни ему, ни… Никому.

– Не отдавай… Никогда.

И я, наконец, достаю из сумки два свертка. Небольшие свертки, перевязанные шпагатом.

– Что это?

– Письма. Твои и…

– Сондры?

– Да.

– Зачем?

Мы стоим рука об руку над гаснущим костром. Я смотрю в ее широко раскрытые глаза, в них любовь, радость, в них обещание. И через секунду оба свертка падают в огонь.

Глава 11

Угасший было костер, приняв новую пищу, вспыхнул и выстрелил снопом искр. Слишком сильным для двух небольших свертков бумаги… Рука Роберты вздрогнула, я сжал ее крепче, удерживая. Она склонила голову к огню, глядя, как языки пламени пожирают листки бумаги и с ними слова. Слова радости, надежды, любви. Слова отчаяния, безысходности, одиночества. Все они, такие разные, сейчас были одним, соединенным огненным венчанием. Эти слова уходили в небытие, в прошлое. Очищающий огонь подводил черту подо всем.

Мы рука об руку стояли над угасающим костром. Роберта повернулась ко мне и заглянула в глаза, близко-близко, наклонив мою голову к себе.

– Милый, зачем?

Я ласково погладил ее по холодной на ночном ветру щеке.

– Эти письма – из прошлого. Огонь сжёг их, отправив в небытие. Мы же – останемся, вместе. Навсегда.

Бережно обнял и дальнейшие слова шептал, зарывшись лицом в каштановый аромат волос, шляпка куда-то упала, но я уже не обращал внимания. Роберта прижалась щекой к груди и слушала, слушала…

– Это страшные письма. Каково тебе было их писать… А каково их читать, если я – не он… А рядом – письма Сондры, такие радостные и беззаботные. И все это – твоя боль, милая моя девочка. И все это я решил предать огню. Здесь. Сейчас. Предать огню прошлое. Сжечь твое отчаяние, твое одиночество.

Слегка отстранил от себя Роберту и охватил взглядом всю её маленькую и беззащитную фигурку, волосы рассыпались. Внезапный порыв ветра разметал их в стороны, пальцы крепче сжались на хрупких плечах. Смотрю и не могу насмотреться…