Не говорю ему и никогда не скажу, но… Не только руки. Все его тело как-то изменилось. Нет, внешне все как и… Как и было. И при этом – все не так. Оно более четко очерчено, стало суше, жилистей, о силе и ловкости я и не говорю, это совсем другой человек. И еще… Наверное, эта мысль сейчас неизбежна, хоть и не хочу ничего вспоминать. Надо забыть. Но… Помню свою первую безумную радость, когда все случилось с… Ним. Когда я преодолела страх, нерешительность. Преодолела? Уступила из страха его потерять, что он уйдет. Думала, вот оно, счастье, я стала женщиной, у меня есть любимый мужчина и все будет хорошо, ведь он обещал. Он так меня любит… И чего греха таить, мне льстило, что он – Грифитс. Тщеславие… Уже появились робкие мечты о том, что я буду «миссис Грифитс». Губы искривила какая-то не моя, недобрая усмешка, постаралась, чтобы Клайд не заметил. Не нужно ему знать об этих моих мыслях. Они пройдут, исчезнут. Но… Теперь вижу, понимаю, как тот человек был мелок, эгоистичен и подл со мной. Эти торопливые объятия, суматошная возня под одеялом, влажные пальцы, ладони на моем теле… Теперь понимаю, насколько они были робки, неумелы, и… Лживы. Быстро, тихо. В голове тогда крутилoсь слово – "лихорадка". Лихорадочные ночи… Когда же первое упоение схлынуло и я стала думать – пришло чувство стыда, порочности происходящего между нами. Сколько раз пыталась поговорить с ним… Он всегда ухитрялся уходить от этого, ласковые слова, туманные обещания. И снова, и снова увлекал меня во тьму комнаты, топя мои страхи в своей похоти, которую я принимала за любовь. Он видел, насколько я неопытна и наивна, ему было нетрудно обмануть меня. Так было. А спустя короткое время – Сондра. И даже это подобие счастья – исчезло. Теперь же… Как странно, я вижу знакомый облик, меня обнимают знакомые руки, целуют те же губы. Нет и нет. Клайд – другой, все ныне – другое. Я ведь понимаю, ты ревнуешь, не можешь не ревновать к прошлому, к этому телу, в котором оказался. А как ты посмотрел на меня тогда, на фабрике… Но я так испугалась, что разницу все заметят, что даже не подумала, когда кинулась к тебе… Прости, прости меня… Ничего не бойся, милый, того, что было – уже нет, и я больше никогда не сравню вас. Не с чем и не с кем тебя сравнивать, Клайд. Твое лицо… Глаза… С них началось мое понимание. Твердый внимательный, все замечающий взгляд. Колючий, жесткий, иногда страшно смотреть. И как они теплеют, когда смотрят на меня… Но я видела твои глаза и на вокзале Олбани, когда появился этот человек. Неподвижный холодный взор, совершенно безжалостный. С таким взглядом, наверное, убивают. Качаю головой… Скажешь ли ты мне когда-нибудь, любимый… Кто ты… Откуда… Как твое имя… Сколько тебе лет…
– Кто ты, любимый?
Вопрос вырвался сам собой, когда мы, наконец, успокоились, и я устроилась рядом, обняв Клайда и положив голову ему на плечо. Так хорошо и надёжно чувствовать его сильную мускулистую руку, кончики пальцев медленно водят по спине, уже без намерения воспламенить, успокаивая и баюкая. И в этой теплой истоме я не сдержалась.
– Кто ты, любимый?
Клайд тихо вздохнул, погрузив пальцы в мои спутанные волосы и начав их ласково расправлять. Молча. Вздыхаю и я.
– Прости, Клайд… Я обещала терпеливо ждать, а сама все время пытаюсь спрашивать.
Из полумрака пришел шепот.
– Я не сержусь, Берта. И понимаю тебя, лежишь в постели с незнакомцем…
Я запротестовала, приподнявшись и положив подбородок ему на грудь, лицо к лицу.
– Ты не незнакомец, я много уже о тебе знаю, вот!
Его брови приподнялись.
– Ну-ка, ну-ка… Как интересно… Расскажи.
– Не рассердишься, милый?
Он шутливо задумался, театрально нахмурившись.
– На ещё одно наказание, боюсь, меня сегодня уже не хватит, даже если рассержусь. Говори, Берт.
Я собираюсь с мыслями и решаюсь. Говорю медленно и осторожно.
– Ты намного меня старше.
Он медленно кивает, вижу, ему не по себе, этот разговор тяжел для нас обоих, я прекращу его сразу, если что-то почувствую, если зайду в запретное. Ну что я за растяпа такая, обещала же… Клайд увидел мои колебания и слегка сжал пальцы на моем плече, подбодрил продолжать.
– Ещё… – тихо шепнул.
– Ты воин. Наверное, ты много воевал, – шепчу в ответ ещё тише, мне страшно об этом говорить.
Медленный молчаливый кивок. Я внимательно смотрю на его четко очерченное лицо, в его глаза, в темноте комнаты они как провалы в неведомое.
– Скажи…
Замолкаю. Боюсь закончить вопрос. Он делает это за меня.
– Убивал ли я?
Вместо ответа прижимаюсь щекой к его груди, слышу ровное сильное биение сердца, оно успокаивает.
– Да, Берта, я убивал. Я убил много людей. Так было надо.
– Клайд…
– Что?
– А есть у тебя… Ну… Шрамы?
Он усмехнулся, дёрнув уголком рта. Взял мою руку… Поднес к своему лицу… И очень медленно провел ею по правой щеке, чувствую кончиками пальцев, гладкая чистая кожа. Пальцы скользят по ней от виска до подбородка… Длинной изогнутой линией… Господи…
Порывисто вздыхаю, прижимаюсь к нему всё сильнее.
– Ничего не говори, не надо, тебе больно из-за меня, любимый… Прости…