Выбор девы войны

- Да, я это вижу, - мрачно сказал Базел. Позади себя он почувствовал, что Вейжон направляется к Тариту, но все его собственное внимание было сосредоточено на умирающем человеке, придавленном умирающим скакуном. - Оставь его мне, - сказал он Хатану. - Ты вытаскиваешь стрелы из Датгара для Уолшарно!

- Но... - начал Хатан, затем оборвал себя. - Конечно, - сказал он вместо этого резким голосом, и Базел коснулся древка стрелы, которая вошла в Теллиана не более чем в дюйме или двух от его сердца.

Думаю, что если когда-либо ты был мне нужен, то сейчас ты мне нужен, подумал он, его глаза на мгновение закрылись, когда он потянулся к той внутренней связи, которая сияла между ним и богом, которому он служил, как какая-то сверкающая золотая цепь или неугасимый факел, пылающий во тьме. Это хороший человек, друг.

На этот раз от Томанака не было слов, только успокаивающее ощущение присутствия бога, ощущение двух огромных рук, опускающихся на плечи Базела. Тепло распространилось на него из них, тепло, в котором он отчаянно нуждался, когда увидел повреждения, услышал влажное, слабое хриплое дыхание барона, в то время как кровь пузырилась из его ноздрей, и понял, что Теллиан был не более чем в половине вдоха, возможно, в двух, от того, чтобы ускользнуть к столу Исварии.

Но это все, что он собирался сделать, сказал себе Базел со всей мрачной, железной целеустремленностью, которая сделала его защитником бога войны, и почувствовал, как сила Томанака наполняет его, когда он снова открылся могуществу своего божества.

Его глаза снова открылись, сфокусированные и ясные от цели, и голубой свет потрескивал вокруг его рук. Он положил ладонь левой руки плашмя на слабо двигающуюся грудь Теллиана, и этот голубой свет потек из нее, заливая барона, как слой лазурного льда. Он мерцал и светился, горя ярче, чем послеполуденный солнечный свет, освещая лицо Базела снизу, обнимая Теллиана, как щит, и Базел потянулся к нему. Он почувствовал, как мерцающая жизненная сила Теллиана пытается покинуть его, и он отказался позволить это. Он сжал ее своей собственной волей, призывая силу Томанака, чтобы предотвратить ее исчезновение, и его правая рука ухватилась за сломанное древко стрелы и потянула.

Стрела с широким наконечником вырвалась из груди Теллиана с влажным, ужасным звуком, отчего ужасная рана стала еще хуже. Кровь хлынула из разорванной плоти, и Базел потянулся за другой стрелой. Эта вонзилась в ребра барона, и кости и хрящи хрустели и рвались, когда он вытаскивал его из умирающего тела. Он отбросил ее, и его меч снова появился в его окровавленной руке перевернутым, на этот раз, когда он снова призвал его к себе. Он снова закрыл глаза, прислонившись лбом к лезвию меча, левая рука все еще прижималась к почти неподвижной груди Теллиана, и потянулся к сияющему присутствию своего бога.

Базел Бахнаксон исцелял много раз за годы, прошедшие с тех пор, как он впервые стал защитником Томанака. Он столкнулся с испытанием разорванной плоти, яда, даже прикосновения самой Крэйханы, и он узнал улыбку смерти с пустыми глазами, когда увидел ее. Он узнал ее... и бросил ей в лицо свой собственный оскаленный вызов.

Голубой свет, окруживший его левую руку, пронесся вверх по руке, окутал его торс, вспыхнул вокруг него, как лесной пожар, и он склонился к сердцу барона, закрыв глаза, освобождая себя от всего, кроме силы Томанака и своего собственного яростного, упрямого отказа позволить уйти человеку, который стал его другом. Он закрыл свой разум от картины изломанного, окровавленного тела Теллиана. Он заткнул уши, прислушиваясь к слабеющим, прерывистым попыткам барона дышать. Эти вещи больше не были реальными, больше не имели значения. Вместо этого он наполнил себя образом Теллиана, таким, каким он должен быть. О том, как Теллиан смеялся, когда они обсуждали музыку Брандарка. Теллиан, задумчиво нахмурившись, склонился над картой, обсуждая стратегию. Теллиан улыбался через стол за завтраком баронессе Хэйнате, глядя с болью в глазах, когда его опозоренная дочь-воительница посетила замок Хиллгард при своем первом визите. Теллиан потягивал виски во время самого первого визита одного из баронов сотойи к военачальнику градани, когда князь Бахнак приветствовал его в Харграме. О Теллиане, снова сильном, решительном и цельном.

Базел создал этот образ из воспоминаний, из надежд, из дружбы... из любви. Он заставил это существовать, потребовал этого, отверг любую другую возможность, и когда это заполнило его, когда в нем не осталось места ни для чего другого, он отдался этому. Он вложил все, чем он был, все, что делало его тем, кем он был, в эту реальность, и очищающая, исцеляющая сила молнии Томанака пронеслась через него подобно урагану. Она сорвалась вниз по его руке, разорвалась вокруг руки на груди Теллиана, пронеслась по обсаженной деревьями главной дороге, как молния. На мгновение, одно, мимолетное мгновение Базел Бахнаксон и Томанак были по-настоящему едины, слившись в этом извержении целеустремленности, силы и решимости.