Выбор Дэнны

За их спинами Дэнна видит капитана, и лицо у него странное — как будто он подумывает, не затеять ли ссору. Поймав его взгляд, Дэнна еле заметно качает головой. Он выбирается из постели и начинает одеваться. Солдаты беззастенчиво его разглядывают и даже, кажется, отпускают какой-то похабный комментарий вполголоса. У Дэнны кровь так стучит в ушах от волнения, что он не может разобрать слов. Лицо у него пылает, и руки чуть дрожат.

— Заковывать будете? — угрюмо спрашивает он.

— Ну, я бы тебя заковал… пару раз, — глумится один из солдат. — Жаль, не велено.

Хорошо, что темно и никто из знакомых не видит, как Дэнну ведут под конвоем через плац. Он еле переставляет ноги, придавленный стыдом и чувством вины. «Она знала. Она все это время знала», — стучит у него в голове.

Его приводят на гауптвахту и сажают под замок. Близкий к отчаянию, Дэнна бросается на узкую койку, уткнувшись в подушку. В камере горит свеча, отбрасывая неверные, колеблющиеся тени. Тепло, но Дэнну бьет дрожь. Мечты о леди Лизандер с плеткой в руках вот-вот грозят осуществиться. По крайней мере, по щекам она его точно отхлещет. Или… прикажет выпороть на плацу? От этой мысли Дэнне чуть не становится дурно. И совершенно не к месту вспоминается нашумевший трагический случай времен Степного передела. Лэйтис Лизандер, тогда еще лейтенант, приказала бить плетьми дезертира, бросившего свой пост: «по законам военного времени». А он возьми да и скончайся — сердце не выдержало. Трибунал обнаружил, что несчастный парень принят был в гарнизон за взятку, в обход установленных правил, чтобы избежать тюрьмы, и медкомиссию не проходил, а то бы его попросту не допустили до службы. Лэйтис оправдали, капитана, ведавшего набором новобранцев, разжаловали, матери погибшего назначили пенсию, как будто он погиб на боевом посту…

Единый боже, ну о чем он думал, когда собрался изменять Хазарат?

Услышав какой-то шорох, Дэнна вздрогнул, вскинул голову — и застыл, глядя на леди-капитан. Только человек, несколько лет имевший дело со степняками, умеет ходить так неслышно, даже в подбитых железом сапогах. Сколько уже времени она вот так вот стоит, прислонившись к стене?

Дэнна и не подозревает, как хорош в этот момент: растрепавшийся, в расстегнутой рубашке, лицо раскраснелось, ресницы слиплись, губы полуоткрыты в безмолвном «о!». Глаза ее зажигаются хищным огнем. Не успев пошевелиться, он схвачен в кольцо сильных рук, привычных к мечу и копью, и опрокинут на койку. Инстинктивно он делает попытку вырваться — где там, железные пальцы стискивают ему подбородок, причиняя боль, не давая отвернуть голову. Она заглушает своим ртом его протестующий вскрик и не выпускает, пока он совершенно не прекращает сопротивление.

— Сколько раз ты кончил сегодня? — она сует ему руку в штаны.

— Два, — отвечает механически Дэнна, все еще слишком ошеломленный, чтобы соображать.

— Ничего, в твоем возрасте должно хватать на больше, — сквозь зубы говорит она, работая ладонью.

— Обязательно разыгрывать со мной Ашурран? — выдыхает он, чувствуя, как напряжение в паху усиливается под ее грубой лаской.

— Ашурран бы тебя убила, щенок, — и она впивается в его рот, больно прикусив губу.

Скинув штаны, оседлав его бедра, она выжимает его досуха в такой яростной скачке, что хилая деревянная койка чуть не разлетается на куски. Как будто бы вернулись прежние дни и прежняя страсть.

— Помнишь, как я приходил к тебе на «губу»? Чуть ли не в эту же самую камеру.

— Нет, дальше по коридору, — говорит она рассеянно, начиная одеваться.

Нет, ничего не вернулось.

— Могла бы и не посылать солдат, если просто хотела потрахаться, — говорит он угрюмо.

— Я два раза за тобой посылала, и тебя не было там, где ты должен быть. Ты все еще мой оруженосец, забыл? — холодно говорит она, застегивая ремень.

— И больше ты мне ничего не скажешь? — вскидывается он.

Не ответив, она уходит. С лязгом захлопывается тяжелая дверь. Дэнна плачет, уткнувшись в подушку. Постель все еще хранит ее запах, и его охватывает беспредельная тоска. Как случилось, что они стали друг другу чужими?

Весь следующий день он слоняется по камере без дела. Посетителей нет — то ли никому нет дела, то ли леди-капитан распорядилась никого не пускать. Он находит какую-то старую хронику, забытую прежним обитателем камеры, бездумно листает страницы, не в силах сосредоточиться на чтении, чувствуя себя попеременно то невинной жертвой, то изменником и предателем. Измученный бессонницей, он засыпает беспокойным сном только к рассвету. Проснувшись, лежит и смотрит в стену безучастным взором, не умывшись, не притронувшись к еде.

И когда она приходит вечером и садится на койку, молча утыкается ей лбом в колени. Она прижимает к себе его голову, гладит по волосам.

— Прости меня, — твердит он. — Лэй, что ты со мной делаешь! Я больше не буду с ним встречаться, это все из-за того, что ты бросила меня, ты на меня вообще плевать хотела, я ведь тоже не железный…