— С другой стороны, хорошо, хоть Драконью Шею успели сделать, согласись?
Всё восьмое лето, аж до самого вчерашнего четырнадцатого августа Галя посвятила составлению подробных карт самого ближнего к нам куска горной гряды — собственно, той самой Шеи Дракона. Ни дальше на север, на Голову, ни на юг, где начиналось длинное Драконье туловище, мы пока не замахивались. Со своим бы разобраться.
Нет, наверное, в перспективе мы туда заглянем, если боги благословят нас длинными веками. Интересно же. Там, между прочим, после головы ещё Пламя Дракона есть — впечатляющее, уходящее в стороны горными отрогами. А южнее — и ноги, и хвост, и кто его знает, ещё какая физиология. Горная гряда была огромной и, по слухам, тянулась едва ли не на тысячи километров. Нам даже достоверно не было известно, оканчивалась она вообще где-нибудь или нет. Вдруг этот Дракон как Йормунганд, вокруг всей Земли? Такие да́ли, как говорится, были уже вне нашей юрисдикции, а ни один из нынешних альманахов конкретики не прибавлял.
И вот — пятнадцатое августа — кончилась лафа. Радоваться надо — прибавление всемействе! А тут стоны…
Сидящая в своём высоком стульчике маленькая Полинка воспользовалась тем, что мать и старшая сестра заняты беседой, и добралась до сухарей из опрометчиво оставленного мной в досягаемости пакета. Сухари (ну, такие, типа обычных молочных сухарей из плотного белого хлеба) были принесены ради того, что у мелкой резались очередные зубы. Чесались дёсны, хотелось чего-нибудь грызть. Видимо, желание грызть не всегда было в приоритете, поскольку дочь моя младшая, дотянувшись до добычи, незамедлительно начала метать жёлтые обжаренные серпики и не абы куда, а в сторону порога, где сидела крупненькая, но довольно молодая по собачьим годам алабайка из второго Акташевского приплода, Идили*, единственная во втором помёте у дымчатой Умур.
Эта белоснежка родилась в один день с Полинкой (знак, наверное?) и с двухмесячного возраста повсюду была с нами. Обеим вчера кстати, исполнилось по пять наших больших новоземских месяцев*.
Четвёртый сухарь под радостный вопль «а-ддя-дя!!!» просвистел и исчез в собачьей чавке. Галя села в кресле прямее.
— Мам, глянь… — пятый. — Ты глянь, как она метко кидает!
Идили культурно подобрала с пола крошки.
Я отобрала у дочки мешок, вызвав возмущённый ор.
— А ну-ка! Нельзя хлебом кидаться! Ай-яй-яй! Пошли к тёте Марине сдаваться, матери надо пронестись по делам. Подрастёшь — к дядьке Долегону отдам тебя учиться, пусть у него за твою меткость голова болит.
Долегон из всех наших эльфов стал самым что ни на есть настоящим лесным эльфом. Вот прямо классическим эльфским эльфом, чес слово. Увидеть его в лесу (и услышать, кстати) было
МАТЬ ПОНЕСЛАСЬ
Ну вот, я высказала дочерям свои соображения и помчалась сдавать мелкую к Марине на попечение.
Не могу сидеть кочкой. Никогда не могла, а уж теперь-то, когда я вроде как «мать народов» — тем более. Даже когда Поля совсем маленькая была, я выкраивала часа два утром и часа два вечером, чтобы успеть порешать неизбежно накапливающиеся дела, а уж теперь, когда ей полгода стукнуло, можно было с чистым сердцем и на полдня её оставить; Марина — человек надёжный.
Я по-прежнему вела значительную часть секторов нашего феодального хозяйства. Прежде всего, всё, что связано с детьми, с целительством и с рабами. Ну и ещё целый букет направлений курировала по верхам, поскольку там были отличные свои руководители.
Баронство наше за три года, как пришли гномы, сильно изменилось. Достроенный замок стал, конечно, доминантой над округой, но и помимо этого много чего произошло. После Бирюзы и Малахита отстроились и заселились Авантюрин на севере (там сели в основном астраханские) и Лазурит, наоборот, на два километра южнее острова, по берегу залива. Лазурит — чисто посёлок лошадников. Туда, к удивлению Петши Хармановича, помимо цыган высказала горячее желание пойти целая куча совсем даже не цыган. Уехали разводить легконогих скакунов и Андрей с дочкой, и человек ещё тридцать таких же сумасшедших лошадников. Но не все!
Часть осталась, выводить тяжёлую породу добродушных и очень надёжных лошадей. А ещё — супертяжёлых, подхожих для тяжёлого латника, и это была уже совсем другая история. Петька Савельев, например, Андреев сын — остался.