Выбор – быть человеком! (СИ)

Мычали и мямлили они долго, поэтому сразу выжимки: парень хотел на Новую Землю. И просто, и тем более потому, что можно прибиться к семье. Но с ней. А она тоже хотела с ним, и семье была бы рада, но братья (двое, четырнадцать и двенадцать лет) и старшая сестра (семнадцать) не согласились на переход, а все подружки сказали, что она — дура: ни телефонов, ни интернета, и за коровами придётся говно убирать. Аргумент.

Саламандра не показывалась, видать, придётся мне самой разгребаться.

— Ну, смотри… как тебя звать?

Она снова длинно трёхступенчато шмыгнула носом:

— Со… ня…

— Смотри, Соня, — я хотела было сказать, что в такой ситуации стоит послать всех в жопу, но решила всё же попробовать подобрать слова покрасивее: — Насколько я понимаю, нет никого из твоих близких, кому был бы нанесён непоправимый вред твоим уходом? — она вытаращила на меня глаза. — Что⁈ Какое слово непонятно? Никто не умрёт в беспомощности? Или же не начнёт голодать?

— Я… не… зна… ю…

Блин, лишь бы икать не начала, весь разговор спутается!

Саламандра всё-таки вылезла на стол и широко зевнула, показывая всем свою ослепительно-огненную пастёнку. В конце она слегка булькнула, выпустив крошечный протуберанец, долетевший до границы миров и размазавшийся по ней красивой медленно угасающей хризантемой. Этот номер вызвал некоторое остекленение в рядах. Соня и парень (Артём, вроде бы) смотрели, приоткрыв рты. Обычная первая реакция. Я хлопнула по столу:

— Соня! Слушать сюда! Любишь его — шагай на мою сторону! Что я тебя уговариваю? Не любишь — забирай манатки и вали на́хрен! Он себе какую-нибудь эльфочку ушастенькую найдёт!

Девчонка резко перестала всхлипывать и уставилась на парня. В прищуренных глазах прочиталось: «Да щас!» — она дёрганым движением вытерла нос, схватила свой рюкзак и сердито потопала через границу, буркнув своему Ромео: «Пошли!» Парень обрадовался и поспешил следом.

Я гений психотерапии, мля.

Помгубера деловито занял их место, подвинув мне заявление о передаче под опеку со списками имён-фамилий на трёх листах.

— На каждой страничке, пожалуйста!

Я начала подписывать, ворча, что можно было и помельче напечатать, чтоб лишнего не карябать. Не люблю писа́ть, хоть в последнее время и много приходится. Подумываю вот о печатной машинке.

— Валерий Сергеевич, скажите честно: в иркутских детдомах парни в старших группах хоть остались?

Он неопределённо покачал головой:

— Процентов двадцать. Ну и… в специализированных домах и интернатах, — на этом месте он немного напрягся и посмотрел на меня выжидательно.

— Пуф-ф-ф… — я потёрла лицо.

Вот оно что. В специализированных, значит. Я представила себе толпу радостных подростков типа нашего Серёги. А с другой стороны…

— Знаете что… Есть среди них дети с неглубокой умственной отсталостью? Я понимаю, что не лёгкая — хотя бы слабая? Ну, хоть средняя — такие? Сейчас мои минимальные требования — чтобы хотя бы зачатки самообслуживания были сформированы, вы понимаете? Чтобы сам ходил в туалет и кушал, хотя бы так. Самых старших возьмём. Человек двадцать, не больше, — он открыл было рот, но я подняла руку (вот прямо как индеец, говорящий «хау!»; по ходу дела, это у меня начало входить в привычку). — Я так понимаю, город взял курс на плотное сотрудничество. Но вы поймите, Валерий Сергеич, мы же не лечебница. Да, они начинают выправляться, и процесс происходит в хорошем темпе — но для полной реабилитации, по моим первым прикидкам, человеку взрослому (а шестнадцать-семнадцать лет — это фактически взрослый) потребуется года три-четыре. Это мы пока предполагаем. А вдруг — дольше? На каждого пациента требуется минимум один человек для постоянного патронажа. Вы представляете, какая это будет нагрузка на наше маленькое общество? Взрослые хотя бы заходят с роднёй. По большей части.

— Да, в этом плане я понимаю, конечно, — Валерий Сергеич профессионально и даже искренне сложил брови домиком.

Хотя сама идея… С подростками, скорее всего, будет даже проще… Я забарабанила пальцами по столу. Как же, передо мной замаячил новый прожект! Копыта взрыли землю, сами понимаете.

— Знаете что? Предложу вам ход конём! — мой собеседник подался вперёд, облокотившись на свои папки. — Вы пока готовьте на этих деток документы. Мы берём первую двадцатку, так?

— Та-ак.

— И наблюдаем… — ой, у них же ещё отчёты эти… — Оценку по динамике я вам смогу довольно скоро дать — у вас дней десять пройдёт. Ну, пятнадцать! Николай Михайлыч всё как надо распишет, по-докторски.

— Это очень хорошо.

— Только кратко!

— Ничего, пусть кратко.

— Во-о-от. И как только мы будем готовы принять следующую группу — вы получаете зелёный свисток и рысью мне их сюда притараниваете. Ясно?

Валерий Сергеич несколько оторопел от смены риторики, но, тем не менее, бодро заявил, что ясно и вообще.

— Но! — следим внимательно за рукой, в этот раз не индейская ладонь, а указательный палец. — Передайте господину губернатору — и я настаиваю на этом — город должен принять участие в реабилитационной программе для этих детей!

— Ну, конечно же! Единовременное пособие усыновляющим семьям…