ВЫБОР БОГОВ

Когда все закончилось, мы вернулись в дом, и спустя некоторое время я прошел в библиотеку и сидел там в одиночестве, и никто меня не тревожил, понимая, что мне нужно побыть одному. Немного погодя раздался стук в дверь, и когда я пригласил того, кто там был, войти, вошел Езекия из монастыря. Он пришел сказать, что он со своими товарищами не присутствовал на похоронах (чего я не заметил), поскольку в это самое время они у себя в монастыре отправили заупокойную службу. Сообщив это, он вручил мне текст службы. Текст был написан чрезвычайно разборчиво и красиво, с красочно нарисованными заглавными буквами и украшениями на полях страниц – такая же аккуратная, безупречная рукопись, как сохранившиеся средневековые манускрипты. Откровенно говоря, я не знал, что ответить. Разумеется, с его стороны это была дерзость и, с моей точки зрения, дурной тон. Однако я не сомневался, что роботы не имели никакого дурного умысла и сами видели в этом не дерзость и не нарушение приличий, но поступок, продиктованный любовью и уважением. Поэтому я поблагодарил Езекию, хотя, боюсь, в выражении благодарности был несколько краток, что он, как я уверен, заметил. В то время я не описал происшедшее в журнале и никому об этом не рассказывал. Я вообще сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал, что робот ко мне приходил. Все годы я с величайшей ответственностью относился к записи всего, что происходило. Поначалу я завел журнал для того, чтобы занести на бумагу правду о том, что случилось с человечеством и таким образом воспрепятствовать появлению мифов и легенд. Думаю, тогда у меня не было никаких иных соображений, и я не собирался продолжать свои записи в дальнейшем, но к тому времени, когда закончил, я уже настолько усвоил привычку писать, что не отказался от своего занятия, и стал записывать все наши, даже самые мелкие, события, а часто наряду с ними и свои мысли.

Почему же я не отметил то, что произошло между мной и Езекией, до сих пор не могу понять. Разумеется, происшедшее не имело столь уж большого значения, не являлось столь страшным нарушением этикета, что следовало бы его скрывать. Поначалу я об этом забыл, а когда случалось вспомнить, я снова забывал, но с недавних пор думаю об этом постоянно.

За последние несколько лет я смог задать себе множество вопросов, касающихся данного случая, ибо теперь острота происшедшего притупилась, и я могу размышлять объективно. Я подумывал о том, что мы могли бы попросить Езекию совершить богослужение во время похорон, чтобы он, а не Джейсон читал текст отпевания, однако даже сейчас мысль эта вызывает у меня дрожь, и я знаю, что тогда это было бы невозможно. И однако факт остается фактом, что именно робот, а не человек, поддерживает существование не только христианства, а самой идеи религии. Я понимаю, что это не совсем так, поскольку народ Красного Облака, несомненно, имеет свои верования и определенное отношение к действительности, которое следует назвать религией, хотя, согласно моему пониманию, она не формализована, а является глубоко личной – что, вероятно, и проще, и разумнее, чем те пустые формы, в которые превратились другие религии. Но дело в том, мне кажется, что нам следовало либо придерживаться нашей религии, либо отказаться от нее полностью. Мы же позволили ей умереть, поскольку она нас больше не заботила и мы устали делать вид, что верим. Это относится не только к нескольким последним тысячелетиям. Еще до Исчезновения мы позволили нашей вере умереть, и в данном случае я употребляю слово «вера» в строго ограниченном смысле, относя его к организованной религии.

В последние году я много об этом думал, сидя во внутреннем дворике и наблюдая, как сменяются времена года Я внимательно изучал небо и теперь знаю все облака, какие только по нему плывут, и твердо запомнил различные оттенки голубого цвета, которые небо может принимать: линялая, почти невидимая голубизна жаркого летнего дня; мягкий, порой зеленоватый цвет позднего весеннего вечера, более темный, почти фиолетовый цвет осени. Я стал знатоком окраски осенних листьев и знаю все голоса и настроения леса и речной долины. Я в определенной степени обрел общность с природой и таким образом пошел по стопам Красного Облака и его народа, хотя я уверен, что им свойственно более глубокое ее понимание и более тонкие чувства, чем мне. Однако я видел смену времен года, рождение и смерть листьев, блеск звезд в бессчетные ночи, и во всем этом больше, чем в чем-либо другом, я ощутил цель и порядок, что, как мне кажется, отнюдь не простая случайность.