— Вы наши гости, — сказал Джейсон, — и я не собираюсь с вами пререкаться. Если вы считаете, что правы, то я не в силах убедить вас в обратном да и, честно говоря, не вижу в этом смысла.
— Мы были несколько удивлены, — небрежно проговорил Гаррисон, — когда узнали, что на Земле по-прежнему есть люди. Мы, конечно, понимали, что там должны быть роботы, поскольку то, что унесло нас, их оставило. Но мы, разумеется, думали, что людей нет. Мы думали, они забрали нас всех.
— Они? — спросил Джейсон. — Значит, вы знаете, кто это сделал.
— Отнюдь, — ответил Гаррисон. — Сказав так, я, возможно, персонифицирую некую силу, в которой не было ничего личностного. Мы надеялись, что, быть может, вы знаете. Нам известно, что вы далеко путешествовали. Гораздо дальше нас.
Итак, они знают о путешествиях к звездам, печально подумал Джейсон.
Не стоило и надеяться на иное.
— Не я, — сказал он. — Я никогда не покидал Землю. Я оставался дома.
— Но другие покидали.
— Да, — ответил Джейсон. — Многие.
— И они общаются? Телепатически?
— Да, конечно.
Бесполезно отрицать — они знают все. Возможно, они об этом не слышали, им никто не рассказывал. Возможно, были только какие-то кусочки, фрагменты. А они сложили их воедино. Горстка крошечных фактов — и они все поняли. Какая-нибудь новая способность — лучшая психология, интуиция, ясновидение?
— Нам бы следовало соединиться раньше, — сказал Гаррисон.
— Я не понимаю вас, — произнес Джейсон.
— Ну, приятель, вы многого достигли. И мы тоже. Мы вместе…
— Прошу вас, — сказал Джейсон. — Остальные нас ждут. Мы не можем стоять тут и разговаривать. Когда вы с ними познакомитесь, будет завтрак. Тэтчер печет блины.
Глава 30
…Когда человек стареет (а я сейчас старею), он словно взбирается на гору, оставляя всех остальных позади, хотя я могу предположить, что, приостановись он подумать, он бы понял, что позади остается он сам. В моем случае ситуация несколько иная, поскольку я и все наши остались позади 3 тысячи лет назад. Но в нормальном человеческом обществе, какое существовало до Исчезновения, старики оставались позади. Их старые друзья умирали, или расставались с жизнью, или просто уходили, так спокойно и тихо, как летящие по ветру сухие листья, и никто долго не замечал их отсутствия, а старик (или старый лист), хватившись их, обнаруживал с изумлением и печалью, что их нигде нет и что нет их уже давно. Он (старик) мог кого-нибудь спросить, куда они делись или что с ними случилось, а не получив ответа, больше уже не спрашивал. Потому что стариков на самом деле не очень-то все и заботит; каким-то странным образом им начинает хватать самих себя. Они нуждаются в столь немногом и столь немногое их волнует.
Они взбираются на гору, которую никто другой не видит, и, пока взбираются, одна за другой падают вниз старые, когда-то ценимые вещи, которые они несли с собой всю жизнь, и чем выше они взбираются, тем больше пустеет их рюкзак, не становясь, впрочем, легче, и то немногое, что в нем остается, оказывается теми немногочисленными необходимыми пожитками, которые они собрали за долгую жизнь трудов и исканий. Они чрезвычайно удивляются, если вообще об этом задумываются, почему только старость смогла отсеять прочь мякину, которую они несли с собой все эти годы, считая ее чем-то ценным, когда это была всего лишь мякина. Достигнув вершины горы, они обнаруживают, что видят дальше и яснее, чем когда-либо раньше, и если к этому времени не случилось так, что их уже ничто не заботит, они могут оплакать то, что должны достичь конца жизни раньше, чем смогут воспользоваться этой изумительной ясностью, в которой им мало проку сейчас, но которая в прежние годы могла бы иметь для них огромную ценность.
Сидя здесь, я думаю об этом и понимаю, что в подобной идее не так много фантазии, как может посчитать человек более молодой. Мне кажется, что даже сейчас я вижу дальше и яснее, хотя, возможно, и не столь далеко и ясно, как должно быть ближе к концу. Ибо пока еще я не могу различить то, что ищу — путь и перспективу человечества, которое я знаю.
После Исчезновения мы пошли по иной дороге, чем та, по которой Человек двигался столетиями. В сущности, мы были вынуждены это сделать, ничто уже не могло идти, как раньше. Старый мир вокруг нас рухнул, и от него мало что осталось. Поначалу мы думали, что пропали, так оно действительно и было, если под этим подразумевать утрату культуры, которую мы старательно создавали многие годы. И все же со временем мы, по-моему, поняли, что утратить ее не так уж плохо, а возможно, и совсем не плохо, а хорошо. Ибо утратили мы множество вещей, жить без которых нам стало гораздо лучше. Не так уж много мы потеряли, но получили возможность начать заново.