Выбор альтернатора

— Когда жрицы берут свое — время выходит… Возрадуйся! Ты будешь иметь продолжение!

Туманно как-то… Неудовлетворительно…

Старательно, чтобы Сандаль фиксировал каждое мое движение, выбрал камень потяжелее и взвесил его в руке, выразительно глядя на дедушку.

Старик и не подумал испугаться! Наоборот, замахнулся на меня увесистым посохом, которым обычно имел привычку лишать жизни мелких и не очень грызунов.

Запахло серьезным смертоубийством.

Два дурака стояли посреди каменной пустыни друг против друга и готовились пролить живую кровь, драгоценную хотя бы уже потому, что ее в этом мире оставалось вовсе не так много! Один был в отчаянии, потому что его оторвали от любимого дела, вышвырнули на улицу и испортили настроение показом жуткой образины второго… Другой негодовал, потому что… Да просто в силу своей природной тупости!

В небе завыл мертвый ветер. На земле вокруг, хрипя, подыхали крысы и гады, не выдержавшие могучего перегара… Время шло…

Неутомимые герои с мрачной решительностью в глазах стояли лицом к лицу, ожидая роковой ошибки в действиях противника. Не было на свете сил, способных умерить их гнев. Они источали ненависть черной слизью. Ими владела только одна цель — убить, изничтожить врага! И время шло…

Секунды текли и текли в бесконечность… Они забыли о своей усталости… И час настал!

Никак не меньше, чем через три минуты, я не выдержал и выронил камень. С бешеным ликованием Сандаль вскинул руки к небу и замертво рухнул на твердые камни, захрапев мгновением спустя. Равнодушно плюнув на распростертое у моих ног тело врага, я осторожно присел около стены храма, блаженно прикрыл глаза и отключился с сознанием честно выполненного долга.

… Я опять лежал посреди мраморного бассейна, наполненного мертвой, пронзительно голубой водой, распространявшей страх смерти. Не боязнь умереть — нет! Это был именно страх — дыхание матери всего сущего, прародительницы хаоса, повелительницы кошмаров. Той, что выше людей, демонов, древних богов… Той, которая придет в самый последний день… Той, что дала жизнь всему сущему и заберет ее по праву… И я, чужак в этом мире, человек, который никогда не рождался, был ее очередной жертвой!

С небывалой ясностью я понял, что был здесь уже не раз. Не помнил этого, но знал. Я знал, что будет дальше: скоро из черного прохода выйдет ненавистный пикт — вновь и вновь забирать мою жизнь, как он делал это неоднократно. Я предвкушал боль, которую он мне принесет, — боль, заставлявшую стонать каждую клеточку моего тела, приносящую странный, пугающий, но вместе с тем желанный покой…

Из открывшегося в стене прохода вышел мой мучитель и направился ко мне. Я смотрел в его равнодушные мертвые глаза, овладевавшие моим сознанием…

Сильный удар в висок вырвал меня из сладостных оков сна.

— Ау, блеб, скотина! — возопил я, корчась от жестокой боли.

Кровь хлестала из рассеченного лба и заливала лицо. Зажав рану рукой, я попытался вычислить замысловатую траекторию радостно прыгавшего около меня Сандаля, чтобы покончить с ним одним стремительным ударом. Уловив подходящий момент, стиснул зубы и ринулся на него, словно молния, метя кулаком в горло. Увы, старик ловко ускользнул из моих рук, в которых на память об этой бесславной попытке остался лишь клок гнилой ткани.

— Погоди, гад, я тебя достану! — прошипел я, готовясь к следующему прыжку.

— Нет! Нет! — прокричал безумный старик, размахивая посохом над головой и брызгая слюной.

— Да, да, клоун старый! — процедил я. — Пришел час расплаты!

Вторая попытка была более удачной — горло Стендаля оказалось в моих когтях. Я встряхнул старого, как терьер крысу, и радостно оскалился:

— Молился ли ты на ночь, Дездемон?!

— Нет, нет! — прохрипел полузадушенный старик.

— А надо было! — огорчился я, почти забыв обо всех своих страданиях.

Догадываясь, что Сандаль не захочет просто так отправиться в мир иной, конечно, я ожидал яростного сопротивления и подлого саботажа. Но то, что сделал старый кретин, не могло привидеться и в самом страшном сне! Извиваясь, этот паскудник ловко выгнулся и яростно плюнул мне в глаз!

В любых ситуациях во все времена я очень и очень брезглив. Всегда щепетильно относился к своей внешности и очень переживал, когда кто-то на нее покушался.

С отвращением отбросив едва живого Сандаля подальше, старательно принялся скрести лицо грязным рукавом, молясь, чтобы его плевок не занес какую-нибудь злостную и неизлечимую заразу.

— Что же ты творишь, гнида старая?! — возмутился я, успокоившись лишь тогда, когда лицо стало буквально гореть огнем.

— Нет, нет… — слабо бормотал Сандаль, на всякий случай не рискуя подниматься.

Подойдя к нему, стенающему, несильно пнул его по ребрам — исключительно в целях профилактики.

— Поднимайся, скотина, — мирно предложил я, — не буду тебя убивать. Пока.

Мигом прекратив стоны, старик резво подскочил и как ни в чем не бывало принялся скакать на месте, плюя мне под ноги и бормоча свое странное «нет». Видно, некоторые и в самом деле с трудом поддаются дрессировке!

— Могу ведь и передумать! — пригрозил я.