Выбор

– Сожалею, но предъявить подписанное Богом удостоверение не смогу. У меня нет никаких доказательств того, что сказанное – нечто большее, чем пустословие тронувшегося умом старика с извращенным относительно смерти чувством юмора. Это всегда самое сложное в моей миссии. Но ты узнаешь, ты узнаешь…

– И когда я должен сделать выбор?

– Доставь я послание в назначенный срок, в день твоего визита ко мне в Стоддард, у тебя было бы больше времени обдумать эту непростую дилемму, глубоко сожалею об этом. Теперь, похоже, времени осталось в обрез, поэтому возникла необходимость во встрече наедине с тобой в полете. Ты должен определиться до полуночи 28 сентября.

Мой нервный смех прозвучал неискренне и был недолог. Из всех ночей именно ночь 28 сентября должна была стать кульминацией моего триумфального рекламного тура. Вечер выступления перед переполненным стадионом «Янки» и бесчисленными миллионами телезрителей. Всего через четырнадцать дней!

– А как передать мое решение, мой выбор? Вы встретитесь со мной в тот день?

– Нет, боюсь, мы с тобой больше не увидимся, по крайней мере, в ближайшем будущем. По расписанию двадцать восьмого ты будешь выступать на стадионе «Янки» где-то после десяти вечера.

– В десять тридцать.

– Способ, которым сообщишь о своем решении, незамысловат. Если выберешь жизнь для сына и согласишься занять его место, пожертвовав собственной жизнью, то вечером перед выступлением повяжи красный галстук. Твой ответ будет принят, и дальше произойдет то, что должно произойти. Пожалуйста, постарайся меня простить. Ты представить себе не можешь, насколько тяжело и горько передавать столь ужасные вести, но логику происходящего я перестал искать давным-давно. Сам вызвался сообщить тебе все, поскольку мы – коллеги, думал, может, сумею слегка смягчить удар.

Слезы струились по его морщинистым щекам. Я подался вперед и взял его за руку.

– А после 28 сентября сколько мне останется до… до?..

Он пожал плечами.

– Не знаю, Марк. Точно не дольше первого дня нового года.

Несмотря на струи прохладного воздуха, бьющие из кондиционера над головой, я чувствовал, что покрываюсь испариной. Неужели все это происходит со мной на самом деле? Или это всего лишь безумный сон? Алекс расстегнул ремень безопасности, встал и медленно направился к туалету. Я сжал кулаки и уставился в иллюминатор на крошечные вздрагивающие огоньки на дальнем конце крыла.

– Сэр, пожалуйста, пристегните ремень. Мы скоро пойдем на посадку.

– Посадку? Мы же взлетели минут десять или пятнадцать назад!

Стюардесса странно на меня посмотрела.

– Мы летим уже почти час, мистер Кристофер. Пожалуйста, пристегните ремень.

Я кивнул в сторону пустого места рядом со мной.

– Мой приятель все еще в туалете. Возможно, мне следует проверить, все ли с ним в порядке.

– Кто, сэр?

– Мой приятель, мистер Энтони… вернее, Салом. Мужчина, который сидел рядом со мной.

Ее улыбка растаяла.

– Сэр, рядом с вами никто не сидел. Вы летели в полном одиночестве – единственный пассажир первого класса.

– Да что вы говорите? Он сидел здесь от самого Мемфиса.

Она отступила назад.

– Мистер Кристофер, здесь не было других пассажиров.

Понятно, что она ошибалась. Я наклонился к заднему карману сиденья напротив места Алекса, в который он сунул смятый стакан из-под кофе. Ничего. Стюардесса протянула мне планшет с зажимом для бумаги.

– Видите, сэр, я внесла только вашу фамилию в схему рассадки пассажиров первого класса. Марк Кристофер. Больше никого.

– Я спал?

– Нет. Предлагала вам подушку, но вы отказались. Мы с вами немного поболтали о вашей книге, неужели не помните?

Не говоря ни слова, я расстегнул ремень безопасности, шагнул в проход между сидений и подбежал к туалету, в который зашел Алекс. В крошечном окошке на дверце значилось «Свободно». Распахнул дверь и заглянул внутрь. Никого!

– Пожалуйста, вернитесь на место, сэр, – строго заявила юная леди, окинув взглядом заднюю часть салона. Я смиренно подчинился, пристегнул ремень и, не шелохнувшись, просидел в кресле, пока мы заходили на посадку над Международным аэропортом Атланты. Когда я повернулся к иллюминатору, нога скользнула по упавшему на пол журналу. Наклонившись, я поднял его.

Под ярко-красным заголовком «Небо» знакомым каллиграфическим почерком была выведена моя фамилия. И только сейчас впервые я обратил внимание на то, что было изображено на обложке. На буроватом фоне мрачных гор и выгоревшего на солнце белесого песка пустыни стоял одинокий столетник, указующий на мою фамилию своим верхним зазубренным синеватым листом.

XIX

ПОДБОЧЕНЯСЬ, ДЭВИД КОРОНЕТ СТОЯЛ У ОКНА в апартаментах, снятых для меня в отеле «Нью-Йорк Хилтон», и хмуро взирал сквозь залитое струями дождя стекло на потоки машин, снующих по Авеню Америк.

– Черт! Черт бы все побрал! – проклинал он погоду, раздосадовано тряхнув головой. Перед этим по телефону из этих самых апартаментов состоялся его продолжительный разговор с сотрудниками Национальной метеорологической службы, повлекший за собой отмену запланированного «Goliath Books» торжественного проезда моей персоны по Бродвею.