Выбор

В данном же вымысле обкурившегося дизайнера нельзя было более-менее определенно вычленить хоть какие-то отдельные архитектурные фрагменты. Все здание напоминало пирамиду из нагроможденных один на другой свечных огарков, оплывших почти до основания. И сколько не вглядывайся, во всех этих потеках, не удавалось разглядеть даже банальных окон-дверей. А как только мне начинало казаться, что увидел нечто знакомое, и я пытался зацепиться за него взглядом, при очередном взмахе век, все опять менялось. Неуловимо быстро, но до совершенной неузнаваемости.

Именно так мог бы выглядеть памятник Хаосу! Тому самому, Первозданному, — ни на миг не останавливающемуся в своем вечном движении поиска или отрицания формы.

Впрочем, я же не на экскурсии здесь, чтоб полюбоваться достопримечательностями. Пускай даже самыми невероятными, каких больше нигде и никогда не увидишь. Мне бы внутрь войти. А вот в этом вопросе без дверей, или иных проемов — не обойтись.

И только подумал об этом, как стену передо мною пересекла глубокая морщина. Миг — и она уже превратилась в трещину. А еще пару секунд спустя в гладком монолите образовался вполне подходящий проход.

— Типа, добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен? — поинтересовался я у Храма. — А компот будет?

Незримый архитектор шутку юмора не оценил. Собственно, а откуда? Он же не смотрит старые советские комедии.

Я оглянулся на землепроходца Торуса, оставшегося на месте ночевки, помахал ему рукой и бодренько шагнул внутрь этого, прости Господи, непотребства. Умолчим об аналогиях, так сказать, на ум приходящих.

Под ногами пружинило и одновременно похрустывало. Словно на толстый резиновый коврик насыпали мелкого сухого хвороста. Но не долго. Я и пяти шагов сделать не успел по этому щелеобразному туннелю, как ощутил, что движусь вместе с полом. Не слишком быстро, но достаточно, чтоб передоверить поступательную функцию эскалатору. И не ошибся. Всего через каких-то десять-двенадцать ударов сердца меня вынесло в просторный зал. Просторный, как шатер цирка и такой же пустой, как после завершения представления. И еще — очень похожий на огромную палату для буйных сумасшедших. Опять-таки непонятного серо-буро-малинового колера. Словно все цвета радуги боролись здесь между собой, да так вповалку и улеглись на палитру маляра, не размыкая тесных объятий.

Впрочем, кое-что внутри 'арены' все же имелось. Небольшой постамент. Не выше фонтанчика для питья, которые раньше устанавливались на курортах, в санаториях и пионерских… домах отдыха, короче. И струйка из него била. Высотою сантиметров пятнадцать. Серебристая и тяжелая, словно из ртути. Распадаясь вверху красивым таким султанчиком. М-да… А над образовавшейся из него розеткой парило нечто уж совсем невероятное. Знаток анатомии из меня примерно такой же, как строитель, но больше всего это 'нечто' напоминало сердце. Небольшое, как у собаки, даже — кошки. Отчаянно черное, словно обугленное адским огнем, но все еще живое и пульсирующее, но даже издалека было видно, что оно не из плоти, а как бы соткано из первозданной тьмы. Жуть…

Я с трудом заставил себя оторвать взгляд от постамента и осмотреться вокруг более тщательно. Зерно Хаоса, а ничем иным темное 'сердце' быть не могло — это здорово, зрители занимающие места в лоджиях могут быть довольны, — но где сам безумец? Антагонист Темн, которого по условиям квеста главный герой обязан победить и низвергнуть?

Я еще раз внимательно оглядел 'арену', но тщетно — никаких следов пребывания кого-либо, а тем более, проживания здесь достаточно длительный период, обнаружить мне не удалось. Как и потайного прохода в иное помещение. Единственным отверстием в стене по-прежнему оставалась только щель, родившая меня внутрь Храма.

— Рассосался он что ли? — пробормотал я растерянно. — Впрочем, а что тут удивительного? За столько столетий полной изоляции, безумец мог и покончить с собой. Случайно, или намеренно…

— Ты прав…

Я отпрыгнул назад и в сторону, выставляя перед собой меч и ларец.

— Кто тут?! Покажись!

Мог и не спрашивать. В шаге от постамента в воздухе висело небольшое облако, в котором едва угадывались черты человеческого лица.

— Ты прав… — опять донеслось оттуда.

— Это, несомненно, приятно, — кивнул я. — Ощущать свою правоту, всем нравится. Но, в чем именно?

— Но и ошибаешься…

— А вот этого уже не хотелось бы.