Выбираю таран

Три сына Василия Ивановича защищали в те грозовые дни небо Родины: Александр — над Ленинградом, Николай — над Мурманском, Виктор — над Москвой. Вот такое крылатое племя вырастил саратовский крестьянин Василий Талалихин, сорванный с земли голодными неурожаями в Поволжье 1920-х годов и жестокими продразверстками. И сыновей из семьи потомственных хлебопашцев не прельстило колбасное изобилие мясокомбината даже в те несытые годы, устремились в неизвестную романтическую профессию — покорять небо.

…Объятиям, поцелуям и поздравлениям набежавших друзей-товарищей по школе ФЗО и цеху не было конца, так и отправился Виктор к родному дому в окружении родных и друзей по неказистой улочке, не зная, что будет носить она его имя…

А на другой день приехала невеста Виктора, Шура… Вот такими счастливыми были несколько дней в августе 1941 года для Виктора.

После торжественного вручения в Кремле Золотой Звезды Героя Талалихина принял Сталин.

Содержание разговора неизвестно, но, по воспоминаниям Александра Печеневского, боевого товарища и ведомого Талалихина, командир рассказывал ему, что Сталин спрашивал, могут ли наши летчики успешно биться с врагом на имеющихся у них машинах и чем им нужно помочь в первую очередь.

Прямодушный Талалихин не оробел, отвечал смело: побеждать, мол, и на имеющихся самолетах побеждаем, хотя ждем «ястребков» поскоростней «ишаков» и вооруженных помощнее. А вот с прожекторами прямо беда — маловато их на подольском направлении (Виктор дрался с фашистским бомбовозом при свете луны).

Вскоре и на подольском направлении прибавилось постов прожектористов, а вот новые «миги» пришли в полк лишь в конце декабря, через два месяца после гибели Талалихина…

Боевые друзья поклялись мстить за него врагу до самой Победы. Звено Печеневского из трех «мигов», поднятое с задачей сорвать бомбежку Горьковской железной дороги большой группой «хейнкелей», ознаменовало приближающуюся печальную годовщину гибели Талалихина: два бомбардировщика были сбиты огнем, третьего сразил Печеневский — тараном! — «Это вам, гады, за Виктора!»

Печеневский за таран награды не получил: представление на Героя где-то затерялось. Но за память о друге и командире в прямом смысле пришлось ему побороться в 1970-е годы, но то было позже.

А в августе 1941 года Виктор был весел и даже во сне, как рассказывала мать, улыбался чему-то. В газетах печатались статьи и очерки о нем, массовым тиражом была выпущена для распространения на всех фронтах листовка из серии «Герои и подвиги» с заглавием «Богатырский удар летчика Талалихина».

О кратком мгновении, когда пулемет вдруг замолк и летчик принял решение таранить врага, в листовке повествуется так: «Вот нас разделяет уже каких-нибудь 9–10 метров. Я вижу бронированное брюхо вражеского самолета. В это время враг выпустил очередь из крупнокалиберного пулемета. Обожгло правую руку. Сразу дал газ и уже не винтом, а всей своей машиной протаранил противника. Раздался страшный треск. Мой ястребок перевернулся колесами. Надо было скорее выбрасываться с парашютом. Отстегнул ремень, поджал ноги, ползком добрался до отверстия и выбросился. Примерно 800 метров летел затяжным прыжком. И только когда услышал гул от падающего моего ястребка, раскрыл парашют. Взглянув вверх, увидел, как все больше воспламеняется вражеский бомбардировщик, как наконец взорвался и рухнул вниз…»

А вот что пишет в своей книге «Цель жизни» авиаконструктор А. С. Яковлев, восстановивший талалихинский ночной поединок по фронтовым статьям: «Чтобы дать представление о противовоздушной обороне Москвы, приведу один пример, рисующий борьбу с фашистскими пиратами на подступах к городу.

По сигналу воздушной тревоги на множестве аэродромов, опоясавших столицу, поднимались в воздух десятки и сотни истребителей, ведомых молодыми отважными летчиками истребительной авиации противовоздушной обороны, которые первыми принимали на себя удар врага. В ночь с 6 на 7 августа на одном из подмосковных аэродромов раздался сигнал тревоги. Посты воздушного наблюдения донесли о приближении фашистских бомбардировщиков.

Дежурные пилоты бросились к своим истребителям. Одним из них был комсомолец младший лейтенант Виктор Талалихин, лишь недавно окончивший аэроклуб имени Чкалова, а затем школу военных летчиков.

Лунная ночь позволила ему хорошо вести наблюдение. Вдруг на фоне желтого диска луны он заметил темный силуэт промелькнувшего самолета. Летчик дал полный газ своему истребителю. Нужно было догнать замеченный самолет и определить, свой он или чужой. Расстояние быстро сокращалось. И когда оставалось каких-нибудь 20–30 метров, Виктор ясно увидел на хвосте самолета фашистскую свастику, а на крыльях и по бокам фюзеляжа немецкие опознавательные знаки в виде черного перекрестья. Самолет был двухмоторным, и по его очертаниям Талалихин определил — «Хейн-кель-111»!