Опыты проводились следующим образом: в узком пролете между небольшими группами деревьев на высоте 5–6 метров от земли был натянут канат. Казаков на самолете с выпущенной «кошкой» с разгона задевал ею канат. При удачном зацеплении гиря срывалась с самолета и вместе со стальным канатом падала на землю».
На фронт «поохотиться за австро-германскими самолетами» Александр Казаков прибыл с тяжеленными ящиками, скрывавшими гири и тросы, и вскоре в первом же воздушном поединке опробовал свое оружие. И одержал первую победу. Но и его жизнь висела в тот миг на волоске.
А. В. Шиуков оставил нам описание того первого воздушного боя:
«Нагнав немецкий самолет, он выпустил «кошку» и зацепил ее лапой крыло вражеской машины.
Но против ожидания трос не сразу сорвался, и обе машины оказались как бы связанными меж собой. Германский летчик с «кошкой» в теле машины стал падать и тянуть за собой самолет Казакова. И только самообладание помогло ему несколькими движениями сорвать трос, отцепить свой аэроплан от вражеского и пойти на посадку».
Еще четыре самолета врага «снял с неба» таким рискованным способом Александр Казаков, заслужив почетное в летной среде звание аса. С «кошкой» на борту отправлялся в полет ротмистр Казаков и в несчастливый для европейцев день 13 апреля 1915 года.
Весело пошутив с техниками и мотористами, собиравшими хитроумное и опасное устройство, он перемахнул Вислу на быстроходном «моране» и вскоре обнаружил между польскими местечками Воля Шидловска и Гузов, обозначенными на полетной карте еле видными точками, немецкий биплан «альбатрос» — «жука», как прозвали его русские летчики за характерное жужжание мотора «мерседес».
Казаков начал преследование. Нагнав австрияка и поднявшись над ним, попытался зацепить его «кошкой». Неудача! Второй заход…
В. М. Ткачев, тогда есаул, командир авиаотряда, воспроизвел по памяти доклад ротмистра, вернувшегося на покалеченном самолете, в своей книге «Крылья России»:
«Но проклятая кошка зацепилась и болтается под днищем самолета! — объяснял Казаков. — Два фронта — сорок тысяч глаз, русских и немецких, смотрят из окопов!»
Можно представить ощущение пилотов австрийского «альбатроса», которых невидимая сила понуждает к падению, и все усилия удержаться в воздухе тщетны. Можно представить, что творилось в авиационных частях противника, узнавших от тысяч очевидцев — пехотинцев — подробности уникального поединка.
«— Тогда я решил ударить «альбатрос» колесами сверху, — продолжал доклад невозмутимый Казаков. — Недолго думая, дал руль вниз. Что-то рвануло, толкнуло, засвистело… в локоть ударил кусок от крыла моего «морана». «Альбатрос» наклонился сначала набок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз.
Я выключил мотор — одной лопасти на моем винте не было. Начал планировать (вспомним, что парашютов тогда в русской авиации не было, и единственная надежда уцелеть — на умение планировать на поврежденном самолете и произвести посадку.
Европейские журналисты, описывая этот беспримерный подвиг, напоминали читателям об удалых казаках атамана Платова, кони которых процокали по мостовым Парижа и Берлина сто лет назад. А командование германо-австрийской авиации назначило особую премию за уничтожение «русского Казака».
О высокой цене за свою буйную головушку Казаков узнал от сбитого и плененного им немецкого летчика. Тот сообщил победителю, что, вернувшись, даст бог, из русского плена, будет с гордостью рассказывать, что сразил его «сам русский Казак».
За таранный поединок ротмистр Казаков был произведен в штабс-ротмистры и награжден высокочтимым в России крестом ордена Святого Георгия Победоносца и Георгиевским оружием — клинком с надписью на позолоченном эфесе «За храбрость».
По статусу ордена, им удостаивались не просто за подвиг, а за подвиг особый, причем воины без различия в происхождении: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену св. Георгия за воинские подвиги: удостаивается же оного единственно тот, кто не только обязательность свою исполнил во всем по присяге, чести и долгу, но сверху сего ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особенным отличием».
Ордена положено обмывать, но ас асов и тут удивлял сослуживцев полным отказом от спиртного: «Голова должна быть ясной, особенно на войне».
Второй в мире воздушный таран, совершенный, как все понимали, от беспомощности русских самолетов при встрече с противником, заставил наконец русское командование форсировать разработку пулеметных установок для аэропланов. Но неповоротливый военно-чиновничий аппарат России умел растягивать даже простые дела на долгие годы.