Выбираю таран

3 июля 1942 года наши войска оставили Севастополь. Запомним: после 250 дней героической обороны. Вспомним: вышибли из него врага в 1944 году всего за три дня…

Здесь, на Северном Кавказе, враг встретил ожесточенное сопротивление и был вынужден перейти к стратегической обороне. Им была создана так называемая «голубая линия» укреплений — от берегов Азовского моря и вдоль Черноморского побережья. Но врагу не удалось довести ее до Туапсе и далее: она оборвалась в Новороссийске.

На лесистом склоне горы близ Новороссийска фашисты заставили местных жителей и военнопленных вырубить широкие просеки в виде свастики, чтобы наши летчики, увидев ее, осознали, что Германия здесь — навсегда.

Ох как негодовал Борисов: «Портят наши горы, гады! Ну, погодите! Мы вам настроение испортим!»

В первый раз он испортил им настроение сразу же после перебазирования на охрану Новороссийска, в Мысхако. Бомбардировщик-разведчик Ю-88 подолгу кружил над аэродромом и, дождавшись возвращения наших самолетов с боевого дежурства, вызывающе проносился над ними, зная, что зенитчики не станут открывать по нему огонь, боясь попасть в своих. Бомбил, правда, неприцельно, много ущерба не наносил, но кто знает, что будет завтра? И Борисов придумал «ход конем».

С ведомым сержантом Низовским он ушел подальше от базы и вернулся в рассчитанный им момент. Наши истребители шли на посадку, фашистский самолет с грузом бомб был на подлете. Борисов с Низовским на своих блистающих в солнечных лучах сине-зеленых «лаггах» вынырнули из облаков и, приблизившись к наглецу со стороны солнца, облили его свинцовым дождем. Вражеский бомбардировщик рухнул в Цемесский залив вместе с бомбами.

* * *

Василию Холявко запомнилось, как Борисов разбирал два тарана, совершенных летчиками 7-го иап Черноморского флота Василием Чернопащенко и Леонидом Севрюковым. Оба были из потомственных казаков, один из донских, второй из кубанских, оба отличались дерзостью и отчаянной храбростью.

7-й полк еще с весны 1942 году ходил на сопровождение морских караванов. 2 апреля друзья-казаки летели в паре: Чернопащенко в начале каравана, Севрюков — замыкающим.

Два фашистских самолета-торпедоносца «Гамбург-140», выйдя из облаков, с ходу нацелились на нефтеналивной танкер, зная: если удастся его поджечь, вспыхнут идущие впереди и позади суда и все море окрест. Чернопащенко, зайдя сверху и сзади, обрушил на «гамбургов» такой шквал огня, что оба в замешательстве ушли в сторону, причем один в клубах дыма, значит — подбит.

Но на танкер с кормы стал заходить в атаку третий торпедоносец. Чернопащенко настигал его, поливая свинцом, а тот, понимая, что дистанция сокращается и он вот-вот может быть подбит, лег на боевой курс, готовясь выпустить торпеду.

Несколько секунд было у донского казака, чтобы принять решение. Чернопащенко, оказавшись на одной высоте справа от противника, понял, что пулеметно-пушечным огнем в этом положении его не возьмет. Судьбу заполненного нефтью танкера и всего каравана решали мгновения. Чернопащенко успел передать ведомому по радио: «Гром, я Сокол-3. Выхода нет… Иду на таран, Леня!»

Леонид Севрюков, не имея права покинуть свой пост в конце каравана, издали наблюдал смертельную схватку и видел, как оба самолета рухнули в море.

Через 26 дней кубанский казак Севрюков повторил подвиг командира. 22 апреля фашистская авиация трижды пыталась бомбить Новороссийск. Наблюдатели с земли сообщили, что со стороны Архипо-Осиповки через Фальшивый Геленджик курсом на Новороссийск идет еще девятка бомбардировщиков. Сержант Севрюков, единственный, кто оказался в этот момент на их маршруте, должен был задержать группу фашистских самолетов до подхода эскадрильи. Он настиг их над мысом Тахил, смело пошел в атаку и метким огнем сбил ведущего группы.

Обычно после потери ведущего немецкие летчики испытывали замешательство, но в этот раз — видимо, попались бывалые бойцы — перегруппировались и открыли кинжальный огонь по одинокому «лаггу». Севрюков маневрировал, пока не иссяк боезапас. Бомбардировщики между тем приготовились сбрасывать бомбы на город. Наши зенитчики не рисковали открывать огонь, боясь попасть в юлой вертевшийся меж ними «ястребок».

И тогда двадцатилетний герой настиг «юнкере» и направил вращающийся винт ему в хвост, но скорость «лаг-га» настолько превышала на форсаже скорость «юнкерса», что тот со страшным треском развалился на куски, ударившие по «лаггу».

Рассказав о таранах двух героев, Борисов предложил почтить их память минутой молчания, а потом произнес сурово: «Будем мстить за героев и помнить, что они погибли, но морской караван дошел до места назначения, а в порт не упала в тот налет ни одна бомба. Но они могли остаться в живых! Давайте проанализируем их действия».

Холявко, Низовский и группа молодых летчиков из эскадрильи Войтенко принялись чертить схемы боев героев. Ошибка Чернопащенко — таранил на одной высоте с «Гамбургом», а надо было подняться над ним; недочет Севрюкова — не уравнял скорость своего «лагга» со скоростью «юнкерса»…

Василий Холявко вспоминал о своем ведущем: