– Но разве это ваша вина? – удивленно спросил Лайл. – Наверное, какая-то неисправность взрывного устройства.
– Я… передвинула часовой механизм, – созналась Виола.
Бросив на Рейберна робкий взгляд из-под густых ресниц, она продолжала:
– Предполагалось, что вы до поздней ночи пробудете в палате общин. Ваше расписание им хорошо известно… Поэтому взрыв должен был прозвучать после того, как вы вернетесь домой. А моя задача заключалась в том, чтобы спрятать бомбу где-нибудь в комнате, в укромном месте, чтобы вы ее не заметили…
– Хотелось бы мне знать – а как вам вообще удалось сюда проникнуть? – с любопытством взглянул на Виолу хозяин дома.
– Подруга моей мачехи помогла мне взобраться на ограду вашего сада – того, что позади дома, – начала объяснять девушка. – Мне показали, как открыть окно перочинным ножом. Я залезла внутрь и снова закрыла его…
При этом она посмотрела на окно, о котором шла речь.
– Я и не предполагал, что так легко проникнуть в мой дом, – со смехом признался Рейберн. – Придется сделать на окнах более надежные запоры, иначе можно стать жертвой грабителей.
– Обязательно, – с серьезным видом согласилась с ним Виола. – Да и перебраться через ограду совсем несложно, особенно если тебя кто-нибудь подсадит…
– Вы должны были только спрятать бомбу?
– Да, а затем, удостоверившись, что все тихо, выскользнуть из дома через главный вход, – продолжала Виола. – Но я знала, что, если этот взрыв будет удачным, мне и в дальнейшем придется участвовать в суфражистском движении и, возможно, делать какие-нибудь даже более ужасные вещи… Вот тогда я и решила остаться возле этой бомбы и умереть!..
– Да как вам только могло прийти в голову такое! – в сердцах воскликнул Лайл. – Вы молоды. У вас впереди вся жизнь… Как же можно добровольно обрывать ее, да еще таким диким способом?
Виола вздохнула. Казалось, этот вздох идет из самых глубин ее существа.
– Папа, наверное, был бы опечален… но я думаю, он бы меня понял…
– Понятно. Однако вы, должно быть, не такая уж трусиха, как говорите, раз смогли пробраться в мой дом и решиться на такое, – продолжал Рейберн. – Разве у вас нет других родственников, у которых вы могли бы жить, если мачеха так третирует вас?
– Не думаю, что я кому-нибудь из них нужна… Да и, потом, она все равно меня не отпустит, – подумав, ответила Виола. – Видите ли, мачеха считает, что в каком-то смысле я для нее даже… выгодна.
– Что вы имеете в виду?
– Мой отец был достаточно известным человеком, и если бы взрыв удался, мачеха объявила бы во всеуслышание, что именно я, его дочь, подложила бомбу в ваш дом. И тогда меня бы арестовали и заключили… в тюрьму… а дело со взрывом привлекло бы всеобщее внимание благодаря громкому имени отца…
Виола произносила слова с видимым усилием, и Лайл понял, что она и в самом деле смертельно боится угодить в тюрьму. Впрочем, молодого человека это вовсе не удивило.
Все газеты того времени были полны описаний ужасов, которым подвергались в заточении женщины, решившие пойти на все ради победы суфражистского движения.
Находились даже такие кровожадные репортеры, которые получали садистское удовольствие, живописуя отвратительные подробности этих мучений – например, насильственного кормления несчастных узниц через нос.
Точно так же смаковались картины унижений, которым подвергались суфражистки, попавшие в руки полицейских, в большинстве своем, мягко говоря, не симпатизировавших женскому движению.
Подобные обстоятельства могли бы испугать любую даму из высшего общества, а уж тем более такую чувствительную особу, каковой, по мнению Лайла, была Виола.
– Нам надо придумать какое-нибудь убедительное объяснение того, что произошло, – решил он. – Тогда никто не посмеет обвинить вас в том, что взрыв не удался, и никаких наказаний со стороны мачехи не последует!
Виола с надеждой обратила свой взор на Рейберна, и молодой человек, немного подумав, предложил:
– Мне кажется, лучше всего сделать так – вы должны сказать, что спрятали бомбу, как и было задумано, и тут же покинули мой дом. При этом вас никто не заметил.
Он помолчал, размышляя.
– Поскольку никаких сообщений о взрыве в прессе не последует, ваша мачеха, естественно, подумает, что бомбу вовремя обнаружили и обезвредили, решив не оповещать полицию об этом инциденте.
– Вы и вправду полагаете, что мне надо так поступить? – с надеждой спросила Виола.
– По-моему, это отличный план. Никому и в голову не придет, что бомба не взорвалась по вашей вине, – категоричным тоном изрек Лайл.
– О, благодарю вас!.. От всего сердца благодарю…
По голосу девушки чувствовалось, что у нее с души и впрямь свалился камень. Впервые за вечер на ее щеках даже заиграл румянец.
– Но вы должны пообещать, – продолжал Рейберн, – что постараетесь больше никогда не делать ничего подобного.
– Разве это от меня зависит? – беспомощно проговорила Виола. – Мачеха настаивает, чтобы я участвовала в их движении. Она говорит, что от меня ни в чем нет никакого толку, а мое единственное достоинство – то, что я дочь своего отца…
Помолчав с минуту, девушка добавила: