Выбираю любовь

Ведь как, милостивые государи, рождаются в России публичные театры? В Петербурге, скажем, возник при Екатерине Великой Вольный российский театр, составленный его зачинателем Книппером из молодых людей Воспитательного дома для незаконнорожденных. Ну куда таковых девать? Ведь несмотря на то что некоторые из них являлись отпрысками дворян с весьма известными на Руси фамилиями, в том числе и от славного Рюрика проистекавшими, дорожка в службу им была заказана: хорошего классу им не добыть, чинов не стяжать да и денежек довольно не иметь. Ну не в крестьяне же им идти, в поте лица своего добывать хлеб насущный! Лынским, Батовым, Тинским да Доровым, коим отцы их дали усеченные фамилии, отняв несколько букв от своих (Волынский, Щербатов, Борятинский, Гундоров...), да и прочим бастардам от отцов с менее изящными фамилиями надобно же как-то жить! Вот и придумал острый умом Книппер пристроить таковых чад более-менее пристойно, не забывая, конечно, и о собственном благосостоянии. Театр скоро стал публичным, в нем играли и «Недоросля» Фонвизина, и «Мота, любовию исправленного» Лукина и даже «Беверлея» француза Сорена. А после специальным указом императрицы Екатерины Алексевны Вольный театр становится уже не вольным, а Императорским публичным.

Или, скажем, в Москве... Взял крещеный еврей английского происхождения Медокс да и составил из любителей театральной игры труппу — денежки зарабатывать. И ведь получилось! И стал театр публичным, то есть общедоступным, для всех.

Ну, это в столицах, скажете вы.

Хорошо, кинем взгляд в провинцию.

Ярославль. Не там ли великий основатель профессионального театра актер Федор Григорьевич Волков из любительской опять же труппы, куда входили знаменитые Дмитревский и Шумский, составил первый общедоступный театр?

А Воронеж, где публичный театр появился в начале девятнадцатого века?

А Пенза, где в это же время местных театралов радовали аж три публичных театра? В одном из них труппа статского советника и богатея Петра Абросимовича Горихвостова ублажала публику итальянскими операми.

В Казани же... Здесь публичный театр возник следующим образом.

Двадцать седьмого мая 1798 года, на четвертый день своей визитации вместе с цесаревичами в Казань, император Павел Петрович после обеда, что уже вошло в обыкновение, гулял вместе с великими князьями Александром и Константином в саду генерала Лецкого. Сад, когда-то начавшийся с липовой рощи, предваряющей массивы нескончаемого Арского леса, был частью усадьбы генерал-майора Лецкого, прежнего коменданта казанской крепости, отстоявшего ее 12 июля 1774 года от пугачевской вольницы. В его «дворце», — небольшом одноэтажном деревянном домике в пять окон, стоящем в самом конце одной из дворянских улиц Казани, и остановился, прибыв в город, император Павел.

Во время прогулок императора с цесаревичами по саду Лецкого для ублажения слуха высочайших особ играл оркестр и пели актрисы крепостной театральной труппы Есипова — а чьей же еще? Пели актрисы и в тот день, о котором идет речь, и особо отличались душевностью и артистизмом сестры Фекла и Марфа Поклеповы, их в городе звали не иначе как Феклуша и Марфуша. И то ли состояние духа у императора было в тот день превосходным, то ли актрисы пели особенно проникновенно, только император вдруг расчувствовался, подошел к ним и, поблагодарив за доставленное удовольствие, пожаловал им свою поясную брильянтовую пряжку.

Есипов, коему было положено быть при актрисах и оркестре и, вида, что государь пребывает в благостном настроении, подошел к нему и с поклоном произнес:

— Осмелюсь просить, ваше императорское величество, вашего высочайшего соизволения и милости разрешить открытие в Казани публичного театра. Многие губернские города уже имеют оные, и только Казань еще пребывает во мраке по причине отсутствия сего заведения, несущего обществу культуру и нравы исправляющего. Посему...

— А много вам потребуется казенных денег для устройства театра? — перебил отставного прапорщика император.

— Нисколько, — поспешил заверить государя Есипов. — И здание, и все обустройство театральное я с превеликим удовольствием возьму на себя. Так что для казны, ваше императорское величество, будет совершенно необременительно.

— Похвально, — благосклонно взглянул на собеседника Павел, — что в славном городе имеются такие патриоты искусства, да еще пекущиеся о государственной казне. Что ж, извольте получить на вашу просьбу мой ответ «да». Ходатайствуйте в Дирекцию императорских театров, и я без промедления дам вашему делу положительный ход.

Вот так выросло на площади, тотчас получившей название Театральная, огромное здание, пятидесяти сажен глубины и двадцати пяти сажен ширины, украшенное колоннами, к коим прибивались для сведения всеобщего театральные авертиссементы...

Итак, услышав о сумме из уст Павла Петровича Есипова, Плавильщиков вскинул брови:

— Сколько-сколько?

— Тридцать тысяч серебром, — повторил Есипов.

— Ну, брат!.. — восхищенно протянул Плавильщиков. — Это же целое состояние! Прости, но, верно, правду про тебя говорят, что ты ушиблен театром...