Выбираю любовь

— Знаете, — почти дружелюбно глянула на него Анастасия, — когда я стала понимать, чего вы от меня хотите, я хотела показать вам на дверь. Потому что вы, скверный и гнусный старикашка, сделавший со мной то, после чего я не могу без содрогания и брезгливости смотреть ни на одного мужчину, имели еще наглость явиться ко мне просить за вашего внука. Но вы настолько реалистически мыслите, что я изменила свое намерение и открою вам свой план, ибо тоже мыслю реалистически. План мой очень прост — отомстить вам за то, что вы со мной сделали, принеся невыразимые страдания и боль. А поскольку лично вам я ничего не могу сделать, я отвечу вам болью и страданием, которые будет испытывать ваш внук, а через него и вы. Понятно вам теперь, почему я довольна, что вы любите своего внука? Вы будете страдать, когда будет страдать ваш внук, и испытывать боль, когда будет больно ему. И я уже почти удовлетворена, потому как ваш сегодняшний приход доказывает, что его и ваши страдания уже начались. Но этого мне мало. А когда ваш внук позовет меня под венец, а я откажу ему, я буду считать себя полностью удовлетворенной.

Настя закончила свою речь и, мило улыбаясь, посмотрела на князя, лицо которого приняло цвет последнего осеннего листа.

— Ну как вы находите план, то бишь мою пьесу? — ласково спросила Настя. — Реалистично, не правда ли?

— У тебя ничего не выйдет, — разлепил тонкие губы князь, с трудом поднимаясь с кресла.

— А я полагаю, все получится. И без особых усилий с моей стороны.

— Берегись, — искоса посмотрел на нее Гундоров, тяжело ступая к выходу.

— Берегите себя, ваше сиятельство, — кинула ему в спину Настя, весьма довольная произведенным эффектом, — и не вздумайте умереть, не доиграв в моей пьесе до конца. В противном случае я придумаю еще какую-нибудь занимательную пьеску с участием вашего любимого внука.

Громко хлопнули входные двери, и послышался шум отъезжающего экипажа.

Настя провела ладонью по лицу, словно убирая невидимую паутину.

Наглый старик! И ведь додумался же прийти и просить ее ублажить своего внука!

Ее?!

Воистину нет границ человеческой мерзости, как говорится в одной из пьес Плавильщикова...

«А правильно ли я сделала, что рассказала о своих намерениях старому князю? — спросила сама себя Настя. И сама же себе ответила: — Правильно. Иначе как он узнает, от кого он принимает мучения и боль и за что? Пусть знает, иначе это будет не расплата за содеянное им, а так, простое несчастье с его внуком...»

10

— Вот, — протянул Дмитрий коробочку, и пальцы его при этом дрожали.

— Что это? — спросила Настя.

— Это вам, — потупился Нератов и стал похож на молодого бычка, остановившегося в нерешительности перед новыми воротами, коих вчера здесь еще не было. Или на медвежонка, вдруг обнаружившего, что он в лесной чаще совершенно один.

«Экий увалень, а сейчас явно трусит, — беззлобно подумала Настя, глядя на его напряженное лицо. — Неужели он и вправду влюблен в меня?»

Нет, этого не может быть. Зачем ему влюбляться в какую-то актрису, без году неделя играющую на московской сцене? Да и что он в ней нашел? Черная, как цыганка, худая, да еще порченая. Интересно, сказал ему князь об этом или нет? Похоже, нет, ведь он по-настоящему любит внука, а значит, бережет от подобных новостей.

Что в коробочке? Верно, колечко. И свидание предполагается господином Нератовым не иначе как помолвка. И как ей вести себя с ним? Ишь, какие у него глаза синющие! И румянец на щеках. Ну чисто дитя малое. Что делать?

«А что и задумано. Водить за нос, не говорить ни «да», ни «нет». Пусть страдает, он еще не испил всю чашу», — чуть не произнесла вслух Настя.

«А вся чаша — это сколько? — робко прозвучал внутри голос, похожий на ее собственный. — Ведро, два, а может, бочонок?»

— Столько, сколько надо! — Она даже легонько притопнула ножкой и остро глянула на Дмитрия: — Что у вас там?

Настя приняла коробочку, нечаянно коснувшись его пальцев. И быстро отдернула руку; от пальцев Дмитрия передалось какое-то неведомое ей доселе тепло и побежало по ее телу, вызывая приятное томление и неожиданную слабость в ногах. Она с удивлением взглянула на Нератова, потом, тряхнув головой и смахнув с себя неведомое и оттого пугающее наваждение, перевела взгляд на коробочку. В ней, как она и ожидала, на бархатной подушечке покоилось прекрасное кольцо с несколькими брильянтиками.

Он хочет...

— Я прошу вас выйти за меня замуж, — тихо произнес Нератов, глядя себе под ноги.

Какое-то время она молча смотрела на него, будто видела впервые. Что-то было в нем такое, милое и трогательное, и в какое-то мгновение ей захотелось приласкать его, как нам иногда хочется приласкать голодного пса с печальными глазами или тонко пищащего котенка, подарить им свое тепло. Улыбка тронула ее губы: вот незадача! Ей еще никогда не хотелось подарить тепло мужчине. Скорее наоборот: мило улыбаясь и принимая от поклонников цветы и подарки, она умела создавать вокруг себя некий холодок, который мужчины явно чувствовали и преодолеть который пытались немногие. А преодолев, натыкались на лед, растопить который не могли.