– Т-ш-ш… – качаю головой, перебивая, разглаживая пальцами морщинки на лбу. – Тормози, детка…
– Нет. Ты меня выслушаешь, Гаевский! – дуются губы. – Я хочу, чтобы ты знал.
– Мы еще не поженились, а ты уже решила устроить первую семейную ссору?
– Если бы ты не… не… – не выжил. До сих пор не верю, что такое бывает, выкарабкаться практически в последний день жизни. Это чудо, не иначе. И, наверное, это чего-то да стоит?
– Я понял, детка.
– В общем, я бы не смогла без тебя, – дрогнул голос Кати, а по щеке покатилась слезинка. – Я… думала об очень плохих вещах, когда увидела тебя в больнице… я хотела… – запинка и всхлипы. – Жить без тебя я не хотела…
– Хватит. Я понял, хорошо, – прижимаю свою плаксу. Боюсь даже представить о каких таких "вещах" думала моя кареглазая ехидна. – Теперь я здесь, я с тобой. Мы справились, слышишь? – обхватываю ладонями румяные щеки и тяну уголки губ, заставляя любимую улыбнуться.
– Ты самое прекрасное, что могло со мной случиться, – шмыгнув носом, говорит моя девочка. – И твои слова, про бороться одному… я тогда не понимала, а после того, как ты попал в больницу, я поняла. Это страшно, тяжело и… – тяжелый вздох и слабая улыбка на губах, – и спасибо! Спасибо, что сражался за нас двоих, родной…
Я сентиментальным не был никогда, но сейчас в груди защемило, а в голове тихое ликование. Дай бог каждому в своей жизни услышать такое “спасибо”.
– Повтори еще раз.
– Спас…
– Нет, – качаю головой, целуя в лоб, нисколько не сомневаясь, что она поймет, о чем я.
– Я же говорю тебе это каждый день! – хохочет Кати.
– И все равно, требую на бис.
– Родной! – привстает на носочки и целует в кончик носа. – Мой! – блуждая пальчиками по моему лицу. – Мой любимый, родной Гай. Вредный, упрямый, без пяти минут муженька. И знаешь, что? – шепчет мне в губы.
– М-м-м?
– Я никому не отдам тебя. Мой Макс.
Тянет меня на себя сильная девчонка, заставляя рассмеяться и наклониться. Накрывает своими горячими крышесносными губами мои в тягучем, сладком поцелуе.
Ее. Однозначно!
Эпилог. Кати
А на недельку раньше, чем следовало, через два с половиной месяца после нашей потрясающей свадьбы на берегу Индийского океана, когда Максим Гаевский надел мне на безымянный пальчик обручальное кольцо и поклялся любить до конца своих дней, на свет появился наш малыш. Наш маленький богатырь, что на последних неделях просто запинывал своими крохотными ножками изнутри, стоило Гаевскому уехать из дома хоть на час. Абсолютно папин сын, с его глазами и уже сейчас месяц от роду с такой же ехидной ухмылкой. Светловолосый, синеглазый ангелок со сладкими щечками и крохотными ручками.
Наш Артемий.
На родах, как не упрашивал меня Макс, я наотрез отказалась от его присутствия. Не то это действо, который должен видеть мужчина, пусть даже и любимый до умопомрачения.
Однако Гай был другого мнения, и даже за неделю “до” он умудрился надуться и обидеться на меня. Бурчал, как старый дед, но все-таки я осталась непреклонна, и ему пришлось смириться.
Лучшая клиника, лучшие врачи, и, кажется, мой Гай переживал, когда меня везли рожать, сильнее, чем я сама. Никогда не забуду этот испуганный взгляд и нервно трясущиеся руки. Но все прошло настолько быстро и легко, что врачи даже удивленно улыбались, поглядывая на меня. А ведь только чудом на фоне нервного потрясения, когда я чуть не потеряла любимого, мне удалось избежать проблем в протекании беременности.
И вот счастливая выписка из роддома Лос-Анджелеса случилась почти неделю назад, а Макс до сих пор почти безвылазно сидит в детской у кроватки сынишки. Такой умилительной картины я не видела, пожалуй, еще никогда.
Первые дни он просто боялся даже дышать в сторону Темы, но уже немного попривыкнув, теперь не отходит ни на шаг. Папа до мозга костей.
Вот и сегодня вечером я уже устала ждать своего любимого мужа, который почти час назад ушел укладывать сына спать, и пошла на его поиски.
Подхожу к детской и замираю на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку. Макс все в том же кресле-качалке, который мы купили специально, чтобы было проще укачивать сынишку, облокотившись на бортик кроватки, сидит почти без движения, гипнотизируя взглядом маленький комочек, сладко посапывающий крохотным носиком.
В детской уютный полумрак, который разбавляет только забавный ночничок, что висит на стене у двери.
Прохожу в комнату, тихонько, на носочках, стараясь не шуметь, и подхожу к застывшему мужу. Укладываю ладошки к нему на плечи и нежно пробегаю пальчиками по сильным рукам, что всю беременность меня хранили и оберегали. Обнимаю за плечи и целую в шею улыбающегося Макса.
– Пойдем спать, родной, – шепчу тихонько, чтобы не разбудить малыша.
Макс накрывает мои ладошки своими.
– Не могу на него насмотреться, – говорит тихо, а голос дрожит. – До сих пор не верится, что это маленькое чудо – наш сынок, Кати.