Выбери меня

Марта прислушалась. Снизу послышался шелест целлофана, потом лязг рассыпавшихся по полу инструментов – не иначе как сам взялся себя лечить. Ох, сейчас налечит, потом ни один врач помочь не сможет. Все мужчины таковы. Она встала и, одевшись, направилась в гостиную. Надо быть выше обид. Так и есть, полотенце уже промокло от крови, нитка вставлена в иглу. Красавец! Да здравствует заражение крови!

Услышав шум, он повернулся – движение, которое потребовало от него неимоверных усилий, потому что лежал он все еще лицом к спинке дивана. Молчание и косой взгляд. В глазах неподдельное страдание и осознание вины. Не попросит. Будет мучиться, но не попросит. Но стоит только сделать первый шаг к примирению…

– Ну как? Удобно?

– По правде говоря, нет. – Он смущенно улыбнулся, словно извиняясь за предшествующую размолвку.

Марта кивнула.

– Мое условие: ты лежишь молча и делаешь то, что я скажу. Рот открываешь в том случае, если не можешь терпеть или я о чем-то спрашиваю. Понятно?

– Яснее ясного. – Вытянувшись, он отвернулся и заложил левую руку за голову, чтобы не мешать ей.

Марта приспустила брюки и взяла шприц – хорошо, что не успела в прошлый раз снять чехол с иглы, пришлось бы набирать снова. Вот всадить бы ему сейчас куда-нибудь в ногу или в плечо, чтобы знал, как артачиться. Но нет, она не опустится до ребяческой нелепой мести. Игла вошла в ягодицу, парень даже не вздрогнул. Она осторожно сняла полотенце и чуть не вскрикнула. Левый бок был буквально вспорот от нижнего ребра до лопатки на спине. Ткань приклеилась, и стоило отнять ее, как пошла кровь. И этот мальчишка еще показывал тут характер! У нее возникло острое желание залепить красавцу подзатыльник!

– Олух, – не удержалась Марта. – Балбес и олух!

Ответа не последовало.

Она принялась обкалывать рану обезболивающим.

– Скажешь, когда перестанешь чувствовать.

Остановить кровотечение оказалось гораздо проще, чем Марта предполагала: рваные края быстро схватились от простого йода. Вообще рана была не очень опасной – внутренние органы не задеты, кости целы. Заживать, конечно, будет долго, придется недели две поваляться в кровати. Может, и больше. При этой мысли Марта улыбнулась: во-первых, не смертельно, а во-вторых, вполне в ее компетенции. Промыть как следует и зашить. Правда, провозишься полночи. Какая же это должна была быть пуля, чтобы так разворотить ткани?!

– Все, не чувствую. – Голос прозвучал бодро, но эта наигранная бодрость не смогла замаскировать усталости слабеющей воли. Ему еще больно, очень больно, но нельзя выглядеть беспомощным в глазах девушки. Надо храбриться и делать вид, будто это так, царапина, ерунда. – Я бы потерпел. Можно было и не…

Марта не дала ему договорить.

– Разве я разрешила разговаривать? – Она легонько кольнула приготовленной для наложения швов иголкой кожу рядом с раной – уцелевшие мышцы непроизвольно сократились. Не чувствует он! Ага, как же! – И давай ты не будешь врать. Я не смогу толком собрать эти ошметки, если ты от каждого укола будешь дергаться. Жди, когда занемеет, а потом скажешь. Кстати, меня зовут Марта. – Надо же заполнить чем-нибудь паузу, да и вообще пора бы познакомиться. Но парень не ответил. – А как твое имя?

– Мне позволено говорить или я опять чего-то не понял? – Он приподнялся на локте и повернул голову, губы искривились в ехидной ухмылке.

Не стоит обращать внимание. Марта кивнула, как будто не поняла намека, и стала распаковывать новый набор для наложения швов, первый был безнадежно испорчен.

– До тех пор пока не занемеет левый бок. Наркоз не самый лучший, но другого нет. Итак, имя?

– Допустим, Майкл.

– Что значит – допустим?

– Неужели вы и вправду думаете, что я назову вам свое настоящее имя?

Это несколько задело Марту. Уже пора бы понять, что она не собирается сдавать его полиции.

– А вам не кажется, что теперь я имею право это знать?

Он повернулся еще немного и посмотрел Марте в глаза. Прямой, пристальный взгляд, способный заставить отвернуться кого угодно. Как на детекторе лжи. Карие глаза, черные ресницы, бледные, обескровленные щеки. Этот взгляд проникал в самое сердце. Марта невольно съежилась.

– Почему вы так смотрите?

– Джош. Джошуа. Вам действительно можно верить. Кстати, я не чувствую совершенно ничего. – Он опять отвернулся и вытянулся, подставляя рану. Марта взяла иглу и привычными, почти механическими движениями стала накладывать швы. А перед мысленным взором все еще темнели эти глаза под бровями вразлет. Она что-то увидела в этих глазах, что-то до боли знакомое, может даже родное. Но не могла понять что. Джош лежал неподвижно, сомкнув руки замком на затылке. Рана не была зашита еще и до половины, когда Марта заметила, что мышцы под иглой опять сокращаются.

– Больно? – И зачем спрашивала, ведь и так понятно, что наркоз отходит.

Преимущество ветеринара перед обычным врачом как раз и состоит в том, что он привыкает ориентироваться не по словам, которых все равно не добьешься от мохнатых или пернатых пациентов, а по всякого рода реакциям организма.

– Нет, ничего не чувствую.