Вверх дном

Но куда же, в самом деле, могли бесследно исчезнуть эти два члена Пушечного клуба? Как удалось им незаметно увезти массу материала, необходимого для подобного предприятия? Ведь чтобы перевезти подобное количество угля, железа и мели-мелонита, конечно, потребовались бы сотни вагонов и сотни кораблей! Положительно, было необъяснимо, как могли они уехать, сохранив полное инкогнито. А между тем факт налицо. Даже более: самыми тщательными розысками и расспросами было удостоверено, что ни в одном из полушарий ни одна фабрика, ни один металлургический завод не получали никаких заказов. Все это было более, чем необъяснимо в данную минуту и ждало разъяснения в будущем… если только еще это будущее когда-либо могло наступить для обитателей земного шара!

Во всяком случае, если Барбикену и его товарищу удалось на время таинственно скрыться и избегнуть прямой опасности, не такова была участь Мастона, арестованного во избежание грозившего ему насилия. Впрочем, это нимало не тревожило его. Замечательным человеком был этот чудак: упорен, как кремень, или, вернее, как железный крючок, заменявший ему правую руку. Ничто не могло принудить его уступить там, где он этого не хотел.

Сидя в одиночной камере балтиморской тюрьмы, секретарь Пушечного клуба мысленно следил за работой своих друзей, за которыми, к сожалению, он не мог последовать. Он вызывал в своем живом воображении образы Барбикена и Николя, готовивших гигантский опыт в неведомом уголке земного шара, где никто не мог мешать их работе. Он представлял их себе занятыми сооружением громадного орудия и составлением мели-мелонита, за литьем ядра, которому суждено было скоро сделаться одним из маленьких спутников Солнца. Эту будущую маленькую планету он назовет «Скорбита», как дань любезности и уважения милой обитательнице богатого отеля в Нью-Парке. И Мастон с нетерпением считал дни, остававшиеся до момента выстрела.

Настал апрель. Через шесть месяцев будет осеннее равноденствие, и с этой достопамятной минуты настанет навсегда конец временам года, так регулярно и так глупо чередовавшимся столько столетий. В 189… году в последний уже раз дни будут еще не равны ночам, но с этих пор от восхода до заката Солнца и обратно всегда и всюду на земном шаре будет протекать равное число часов.

Это было поистине великое, сверхъестественное, непостижимое предприятие!

Мастон, отдавшись своим мечтам, забыл даже о ближайшей практической цели приобретения Северной области и эксплоатации угольных залежей и видел перед собой только астрономические последствия этой операции. Казалось, все стушевалось перед грандиозностью преобразований, которым предстояло окончательно изменить существующий порядок вещей.

Мастон, сидевший в одиночной камере, по-прежнему хранил упорное молчание, не поддаваясь никаким увещаниям. Члены следственной комиссии ежедневно приходили к нему с расспросами, но ровно ничего не могли добиться. Тогда следователям пришла мысль воспользоваться влиянием миссис Скорбит, горячее расположение и преданность которой к математику ни для кого не были тайной. Всем было отлично известно, что там, где шел вопрос об интересах Мастона, богатая вдова пойдет на все жертвы и ни перед чем не остановится.

Посоветовавшись между собою, члены комиссии решили предоставить миссис Скорбит полную свободу посещать заключенного так часто, как ей заблагорассудится. Разве ожидаемая катастрофа не угрожала ей теми же бедствиями, как и всем остальным? Неужели в случае всеобщей катастрофы ее роскошный отель сделается исключением и не будет разрушен так же, как и маленький коттедж бедняка? Разве собственная ее жизнь лучше обеспечена, чем жизнь какого-нибудь самоеда или лопаря?! Председатель комиссии дал это понять вдове и обратился к ней с просьбой употребить свое влияние на Мастона, чтобы заставить его дать требуемые показания.

Если он решится нарушить свое молчание и укажет таинственное место, где скрываются Барбикен и Николь, а может и многие из их товарищей, то возможно, что удастся еще найти их вовремя и помешать работе; это, понятно, положит конец общему волнению и тревоге.

Итак, миссис Скорбит получила свободный доступ в тюрьму. Ей и самой хотелось поскорее вырвать Мастона из рук полиции и опять увидеть его гостем в своем отеле. Но рассчитывать на то, чтобы энергичная Скорбит сделалась игрушкой в чужих руках, значило плохо знать эту женщину. 9 апреля она в первый раз посетила своего друга, и всякий, подслушавший их разговор, был бы сильно удивлен, услышав следующее:

— Наконец-то, милейший мистер Мастон, я опять вижу вас!

— Это вы, миссис Скорбит?

— Да, мой друг; не видевши вас целых четыре длинных недели…

— 28 дней пять часов и сорок пять минут, — сказал Мастон, посмотрев на свои часы.

— Наконец-то мы опять вместе!

— Но как допустили вас ко мне, любезнейшая миссис Скорбит?

— С условием, мой друг, подействовать на человека, моя преданность к которому безгранична.

— Что я слышу, Еванжелина?.. — вскричал Мастон. — Неужели вы согласились на подобного рода условие и допустили мысль, что я выдам своих друзей?