Вверх через радугу

Внутреннее убранство домика Филина оказалось куда более привычным для Оли. Отсутствие ярких красок, которыми был переполнен городок, к ее удивлению, подействовали на нее расслабляюще, и она абсолютно бесцеремонно, что она прекрасно понимала, будучи воспитанным ребенком, упала в самое ближайшее кресло. Оно было очень большим и выделялось на общем фоне предметов в комнате, поэтому девочка смогла поместиться в нем полностью, расположившись на нескольких подушках, лежавших там. От увиденного глаза Филина, казалось, стали еще больше, а бедная Мадам Парфе причитая что–то о приличном обществе, еле устояла на ногах, чтобы не упасть в обморок. Тем не менее, Филин ничего не сказал, видимо, подумалось Ольге, из уважения к гостье, что ее очень обрадовало, потому что кресло оказалось очень удобным, и слезать с него она была пока не готова.

– Итак, – наконец заговорил Филин, отвернувшись от своих гостей, – я слушаю вас.

– Дорогой, мудрый Филин, – начала Мадам Парфе, хватая воздух ртом, – не могли бы Вы с присущей Вам рассудительностью, со всем вашим багажом знаний накопленных за многие, многие десятилетия…

– Помогите мне вернуться домой! – перебила ее Оля, за что сразу же себя укорила. Но Мадам Парфе, зайдя в дом Филина, вдруг размякла, и из клубничного парфе превратилась в ту самую невкусную кашу, от которой, призналась она сама себе, впрочем, бы не отказалась.

– Не хорошо маленьким цыплятам перебивать старших, – Филин развернул свою голову на 180 градусов и теперь его большие желтые глаза были уставлены на Олю.

– Простите меня, – тихо произнесла девочка, опустив голову. – Просто я очень–очень хочу домой.

Мадам Парфе, находящаяся до того в предобморочном состоянии, вдруг ожила, присела на кресло и обняла девочку.

– Нам нужна Ваша помощь, Мудрый Филин, – она, наконец, переборола свой страх, и говорила с такой серьезностью в голосе, что даже Филин, казалось, был удивлен.

Только сейчас, привыкнув к темноте, царившей в домике Филина, Оля смогла рассмотреть внутреннее убранство, которое оказалось очень милым и по-домашнему уютным. Здесь было много шкафов и полок, полностью заставленных книгами.

– Значит Вы, госпожа красная ведьма Мадам Клубничное Парфе, согласны с тем фактом, что совершили огромную глупость, прихватив это милейшее создание в наш мир? – продолжал Филин, значительно смягчив голос, при этом надев на свой маленький клювик такие же маленькие очки.

– Согласна, – понурив голову, призналась Мадам Парфе.

– Нет же! Мадам Парфе ни в чем не виновата! – Оля не смогла промолчать.

Для большего убеждения она встала на ноги и теперь с учетом высоты кресла возвышалась и над старушкой, и над Филином. – Мадам Парфе – леди из приличного общества, поэтому ее приглашение на ужин явилось ответной мерой на мою безвозмездную помощь. Если кто и виноват в сложившейся ситуации, так только я! – Оля снова села, потому что вспомнила, что не сняла туфельки, а стоять на мебели в уличной обуви явно признак дурного тона. – Простите, – на всякий случай сказала она, но Филин даже не смотрел в ее сторону. Он подошел к большому бардовому столу, открыл ящик, и, пытаясь что-то найти, шуршал бумагами.

– Вам должно быть уже сообщили, – начал он, не отрываясь от своего занятия, – что радуга, на которой вы сюда прибыли, вернется еще очень нескоро. А значит, с Вашим возвращением домой, могут возникнуть трудности, но…

– Но что? – переспросила Мадам Парфе, которая, похоже, снова начинала чувствовать себя неуверенно в жилище Старого Филина.

– Но это все поправимо, – закончил мысль Филин.

– Дядюшка Филин, – не сдержав радости, Оля соскочила с кресла и вмиг заключила это маленькое создания в объятия (насколько ей хватило длины рук, разумеется). – Я буду Вам очень признательна. А где же мои манеры? – сказав это, девочка выгнулась, как струна, затем с легкостью наклонилась, да так удачно, что смогла достать носом до мысиков туфель (мысленно поблагодарив за это твердый пол) и представилась. – Меня зовут Оля… И я совсем не цыпленок!

– Ох, милая! – сидящая в кресле Мадам Парфе и утирающая слезы умиления, увидев такое прекрасное исполнение своих уроков, воссияла, словно первая звезда на темном небе.

– Очень приятно, – мягко ответил на вежливость девочки Филин. – Я рад видеть в этом захолустье такую воспитанную юную особу. Хоть, скрывать не буду, я был против твоего появления у нас. Знал, к каким серьезным проблемам все это приведет, – закончил он говорить и строго посмотрел на Мадам Парфе.

– Простите, – робко произнесла та и отвела взгляд, сделав вид, что только сейчас ее вдруг увлекло собрание сочинений достопочтенных авторов птичьих наук. Оля, которая для своих лет была чрезвычайно сообразительной девочкой (по ее собственному умозаключению) заметила это странное поведение Мадам и слегка хихикнула.

– Вы, должно быть, уже слышали истории о том, какой я злобный, строгий, ворчливый… – вновь начал Филин.

– Неприветливый, – перебила его Мадам Парфе, причем сделала она это настолько непринужденно, что, словно, и не заметила собственной невоспитанности (о чем, естественно, заметила Оля).